Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
Гвоздь торчал, жестоко раскаиваясь в опрометчивом решении высунуться. Он был брошен и бесконечно одинок; можно было пофантазировать и представить, как его надоумили, подначили, уломали явиться наружу, а сами пошли в кусты хихикать в кулак.
Модест принес гвоздодер, и гвоздь отправился в мусорное ведро.
Ефим продолжал жаловаться:
- Везде опасность, отовсюду угроза! То бритва какая-то валяется, то лыжи обрушились, теперь гвозди...
- Успокойтесь, - не выдержал Зиновий Павлович. - Весь мир против вас, так не бывает, это проекция. Вы просто относитесь к самоповреждающимся личностям. Вы подсознательно стремитесь себя наказать за то, что вы есть на свете, и у вас к этому имеются некоторые основания. Но признавать такое вам не хочется, и вы обвиняете неодушевленные предметы.
Каппа Тихоновна расставляла тарелки.
- Теперь я и полиции боюсь, правильно, не ходите туда, - сковорода замерла под носом Зимородова. - Вам сколько положить - кусочек, два?
Зиновия Павловича снова стошнило.
Глава 6
Телефонный звонок застал Иммануила с половой тряпкой в руке.
Тот ползал в кухне Жули Искандаровой, затирая все подряд. Табурет был поставлен стоймя, его вздернули незаслуженно грубо и омрачили радость. Трель заставила Иммануила подскочить. Матерясь на чем свет стоит, Иммануил сорвал трубку.
- Попробуйте, - предложил он вместо приветствия.
- Я на месте, - ответила трубка.
- Ты совсем придурок - позвонить с мобильного?
- Ерунда, не дрожи. Мы же договорились держать связь.
Иммануил раздувал ноздри. Да, это была его идея, потому что события пустились в галоп.
- Там порядок?
- Муха не топталась.
- Тогда как договаривались.
Трубка перешла на частые гудки, будто пойманная кондратием, враз отупевшая и разучившаяся говорить. Иммануил положил ее на место и протер тряпкой, которую продолжал держать. Дела шли на лад. Труп Искандаровой будет перенесен в торфяник, на глубину, где ребята подожгут его, и тот истлеет в пожаре, который никто и никогда не потушит.
Иммануил рассеянно провел рукой по лбу. Кисть, затянутая в латекс, не впитывала пот и только размазывала. Он подумал, что занимается хорошим делом: после покойника полагается мыть полы, причем выполнить это должны люди со стороны.
С кухней было покончено, но работы оставалось невпроворот - комната, ванная, прихожая, туалет. Наученный опытом, Иммануил подергал дверь: на сей раз каверзный замок держал прочно.
- Сука, - процедил Иммануил, взирая на предателя.
Замок молчал, исполненный оскорбленного достоинства. Он оплошал - а может быть, пошалил, но не видел за собой никакой вины.
Как можно было не вернуться - не сделать лишнего шага назад, не проверить? Ноша была тяжела, это так; свидетели могли нарисоваться в любую секунду. Приходилось спешить, но это не оправдание. Замок подвел, и предприятие отяготилось непредвиденным балластом в лице двух любопытных идиотов.
Одного идиота. Потому что второй...
Иммануилу отчаянно хотелось курить, но он не осмеливался. Не хватало наследить еще чем-нибудь. Он перешел в кухню, толкнул ногой таз с черной водой. Потом наподдал еще раз, и еще.
Он подошел к окну и остановился сбоку - так, чтобы не выдать себя. Сокрытый занавеской, зыркнул наружу. Увидеть с такой высоты тротуар, что расстилался под домом, не удавалось; Иммануил ограничился созерцанием удаленной проезжей части. Продребезжал трамвай, промчался черный автомобиль. Два урода с двойной коляской, дылда и коротышка, маялись при переходе в ожидании милости, на которую здешние светофоры были скупы.
Ему мерещились цепочки бронированных бойцов, упрятанные в буйные кусты. Выбрасываются пальцы: два, три. Вправо, влево, вперед. Непроницаемые шлемы кивают: вас понял.
Рука скользнула за спину, проверила пистолет. Тот нагрелся на пояснице, упирался в нее, когда Иммануил прогибался ради разминки.
Он подумал о нелепой паре с детьми. Не иначе, это местные сумасшедшие, вполне вездесущие. Каким ветром занесло их сюда? Бродят по району, мешаются под ногами; они едва не засекли Иммануила в подъезде придурковатого доктора, Иммануил успел вышмыгнуть тенью, и вот они здесь, как будто преследуют его, шагают на запах смерти. Доктор живет не рядом, но прилично отсюда; впечатляющий моцион по такой жаре. Не слежка ли? Переодетые оперативники с гранатометом в пеленках. Хорошо бы расшлепать их для спокойствия.
Бия крылами, напротив окна завис голубь, сорвавшийся с подоконника.
Очарованный Иммануил вздрогнул, отпрянул, сразу же и спустился с небес на землю - на пол, который был вымыт еще далеко не весь. Он принялся за дело. Иммануил сосредоточенно сопел, одолевая метр за метром. Постепенно его сознание раздвоилось. Одна половина выполняла механический труд; вторая лихорадочно переосмысливала события. Завалить - проще некуда, кто бы спорил, однако способности! Кто бы мог подумать? Лохи, дешевые фраера явили вдруг ослепительные грани, перспективные навыки. Может быть, валить их не следует. Не приспособить ли к делу? Неизбежное обозначить как вступительный взнос, сгладить углы; группировка от этого выиграет. Эти двое уже никуда не денутся. Ему же урок: никогда не суди впопыхах; первому впечатлению доверяй, но с оговорками - проверяй, стало быть, как советовали классики государственной мысли. Иначе сам же напорешься на что-нибудь глубинное, надежно спрятанное, в духе матрешки: разломил - а там совершенно иная личность, которая в нужный момент выступает на авансцену и принимает бразды.
Конечно, Иммануил размышлял не в таких выражениях. Думал он приблизительно следующее: "Вот демоны! Бесы! Никто и не ждал. Прыткие, гады!"
Испуганная тряпка согласно чавкала в его беспощадных руках. Она предпочитала не возражать. Иммануил скрутил ее в жгут, отжал мутное. Встряхнул, и тряпка расслабилась -напрасно. В следующую секунду ее снова употребили.
Не лучше ли было оставить парикмахершу гнить? Но кто же знал. Иммануил с удовольствием вспомнил, как врезал ей по репе. Перестарался, ибо хотел оглушить, а удавить уже за городом, да сразу и убил. Наплевать - что сделано, то сделано. Ее больше нет, в настоящий момент она догорает в болотном огне.
Показалась комната, Иммануил дополз до нее. Он бросил взгляд на аппарат, притихший под столом. Еще одно упущение, надо прибрать. Избыточная, обременительная вещь. Иммануил был против, он предпочитал простые и понятные решения с минимальным техническим обеспечением. Подкараулить, писануть пером - и был бы порядок, никто не стал бы искать, не заподозрил, но нет. Вмешались культурные, мать их, ценности вкупе с желанием дуть на холодную воду. Творческий подход, заверения в успехе. Зассали, коротко выражаясь. И даже с аппаратом провозились черт-те сколько, пока не прозвучало обещание сжечь живьем, завтра, немедленно, если не почешутся; это они понимают, это живо мобилизует, всякая цивилизация уходит лесом.
Для аппарата уже был
