Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Девица снова взглянула на него и наклонилась, чтобы стряхнуть на пол пепел от сигареты.
– А что там? – поинтересовалась она, замечая лестницу, ведущую наверх.
– Моя комната и ванная.
– ВАННАЯ!
В мгновение ока она вскочила с кровати и устремилась вверх по лестнице, и вскоре оттуда раздался ее восторженный возглас.
Девица подбежала к перилам и перегнулась вниз.
– Пожалуйста, ну, пожалуйста, позволь мне искупаться, – заныла она с интонациями ребенка, выпрашивающего новую игрушку. – Я все за собой уберу. Все чисто вымою. Честное слово.
Внутренний голос предостерег его: «Откажи. Вели ей одеваться и уходить».
– Ну, если тебе так хочется…
Эти слова вырвались словно сами собой, и у него появилось странное чувство, что в его душе поселился некий дух противоречия, над которым он был совершенно не властен.
– Но только не долго, – не слишком вежливо добавил Анри. – У меня много работы. – Опираясь на трость, он тяжело встал с кресла и вернулся к мольберту.
До его слуха донесся шум льющейся воды, гудение и лязг труб, но вскоре наступило некое замешательство, сопровождаемое глухими проклятиями.
И вскоре она снова появилась на площадке.
– Иди скорее сюда! Кран не закрывается. Вода сейчас хлынет через край!
Но к тому времени, когда он наконец добрался наверх, там уже наступила тишина. Девица лежала в ванне и хихикала.
– Все в порядке. Я справилась. Представляешь, я еще никогда в жизни не купалась – ну, то есть чтобы вот так, по-настоящему. В ванне.
Стоя в дверях, Анри смотрел на то, как она поливает водой плечи, шевелит пальцами ног и даже повизгивает от удовольствия, стараясь погрузиться как можно глубже. Ее радость была неподдельной и могла сравниться лишь с восторгом уличного мальчишки, впервые вступившего в волны океана. Ее светлые волосы были наспех заколоты в легкомысленный пучок на макушке, отчего она казалась еще соблазнительнее. Ее блестящие груди были совсем маленькими, как у девочки-подростка. Она выглядела лет на шестнадцать. И снова он был поражен необыкновенной грациозностью ее движений. Вот она подняла руку, чтобы поправить рассыпающийся узел волос, и на несколько мгновений приняла позу античной статуи, зарисовки с которой он в свое время делал в Лувре. Юные куртизанки, часто посещавшие Стабиевы термы в Помпеях, наверное, были похожи на нее…
Чувствуя нарастающее напряжение, Анри жадно пожирал ее глазами.
Одну ночь… Еще всего лишь одну ночь обладать ею, чувствовать ее бедра, влажный рот… Нет. Она же само воплощение зла… «Да с чего ты это взял? Ты только взгляни на нее! Шестнадцатилетняя девушка… Может быть, в ее душе сохранилось немного чистоты, скрытой нежности…»
– Я знаю, почему ты мне не рассказал о своей ванной. – Она старательно намыливала подмышки, роняя на грудь хлопья пены. – Просто не хотел, чтобы я ею пользовалась и видела твои красивые вещички. Потому-то и отправил меня прошлой ночью в конец коридора. Знаю, я тебе не нравлюсь. Ты постоянно орешь на меня. – Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. – Но ведь я же была ласкова с тобой, не так ли? Я ведь свое слово сдержала? И тебе было хорошо со мной, да? Ведь было же. И если бы ты не носил эти свои дурацкие очки, то глаза у тебя даже очень красивые, – совершенно не к месту заметила она.
Ее голос доносился до него сквозь туман собственных мыслей.
– А какая разница, нравишься ты мне или нет? – Ну уж извините, он не поддастся на эти ее уловки, призывные взгляды, дурацкую болтовню и все такое… – Я вызволил тебя из беды, ты провела ночь в теплой постели и приняла ванну. Получила все, что хотела, не так ли? А теперь одевайся и проваливай отсюда. Мне нужно работать.
Анри повернулся, собираясь уйти.
Девица же скользнула вниз по стенке ванны, погружаясь по самую шею в теплую воду.
– Если хочешь, – промурлыкала она, – я могу вернуться сюда сегодня вечером. И я была бы снова ласкова с тобой.
Искушение… Вне всякого сомнения, это было именно оно… Вот, значит, как это бывает… Там, в райском саду, змей-искуситель, наверное, тоже говорил таким же мягким, вкрадчивым голосом. «Откажись, откажись! – взмолился внутренний голос. – Ведь ей нужна только твоя студия, твоя ванная, твои деньги…» Но другой голос, голос взбунтовавшегося сознания, упрямо твердил свое: «Всего одну ночь… Всего лишь еще одну ночь…»
В течение следующих двух-трех секунд оба голоса продолжали препираться, заглушаемые ударами его сердца. Анри снял пенсне и принялся неспешно протирать стекла.
– Как хочешь. – Он с подчеркнутым безразличием пожал плечами. – Мне все равно.
В ее глазах вспыхнул радостный огонек.
– Но ты даже не сказал, как тебя зовут. Я Мари. А как твое имя?
– Анри.
– Красивое имя. – Она протянула мокрую руку. – Анри, подай мне полотенце.
Два часа спустя он спешил по улице Коленкур, старательно обходя лужи, негромко напевая что-то низким, грудным баритоном. Ему всегда хотелось петь в подобные мгновения безмятежного счастья.
Ему хотелось прыгать от радости, кувыркаться, посылать воздушные поцелуи всем попадающимся навстречу прачкам.
Мари вернется!
Десять минут назад она ушла от него, сказав: «В семь часов. Нет, я не забуду. И вот увидишь, я буду ласкова с тобой…» Эти слова звучали для него прекрасной музыкой, и он с замиранием сердца прислушивался к ее легким шагам, удалявшимся вниз по лестнице. И лишь потом вдруг с удивлением понял, что ему ужасно хочется есть.
Ну, разумеется, визит папаше Котелю придется отложить. Все равно уже слишком поздно. И к тому же его мысли были заняты более интересными и куда более волнующими вещами, чем литография… А афиша Зидлера подождет, только и всего. И вообще, к черту все!
Мари… какое простое, прекрасное имя! Она будет ужинать с ним. Она обещала. Сначала он решил было отправиться вместе с ней к Друану, но потом передумал. Лучше устроить ужин прямо в студии. Ужин для двоих, совсем как в книжках про любовь. Замечательный ужин с хорошим вином. И с шампанским? А почему бы и нет? После шампанского она будет смеяться, морщить носик, говорить глупости. О цветах тоже нужно будет позаботиться. Цветы помогут сделать комнату более уютной. Пусть для разнообразия испытает на себе хорошее обхождение, увидит, наконец, разницу между благородным господином и теми бродягами, с которыми ей приходилось общаться до сих пор.
Ее проблема была именно в этом. Бедная девочка за всю свою жизнь слова доброго не слышала. Голодная, бесприютная, запуганная. Неудивительно, что
