Высохшее сердце - Абдулразак Гурна
Им оказался бесстрастный человек моложе сорока лет, не из местных жителей, с аккуратно подстриженными усами и острым подбородком. Таких, как он, ты тоже наверняка встречал: на вид они вежливые, но с глазами как кинжалы, а телосложение и повадка выдают в них головорезов. Его закостенелая невозмутимость говорила о том, что он привык к грязной работе. Он посмотрел на меня, слегка нахмурясь, и подал мне руку, не вставая с места. Потом указал на стул. По его поведению я понял, что этот прихвостень настоящих денежных мешков хочет нагнать на меня страху. Впрочем, даже мне было ясно, что этот неприятный тип не из тех, кто сам проворачивает темные делишки и подписывает крупные чеки. Амира действительно увезли с собой двое приехавших на правительственной машине, сказал управляющий, но больше он ничего не знает. Может, это вообще были его друзья и они вместе отправились на пикник. Управляющего не было на месте, когда это случилось. Он подождет объяснений от властей. А пока он искренне надеется, что все разрешится благополучно. Конечно, его волнует судьба подчиненного, но, кроме того, он беспокоится, не нанесет ли эта история ущерба бизнесу. Если больше он ничем не может мне помочь, то… Тут он поднялся на ноги, пожал мне руку и выпроводил меня из кабинета. Из вестибюля, к этому моменту опустевшего — дежурный с унылым взглядом куда-то пропал, — я увидел часть бассейна и несколько европейских детей, которые шумно плескались в нем под ярким солнцем. Не могу объяснить почему, но даже сейчас, когда прошло столько времени, я вспоминаю эту картину с отвращением.
По пути домой я встретил несколько знакомых, и кое-кто из них уже слышал о том, что произошло. Такие новости разлетались по городу мгновенно; потом начинались обсуждения и догадки, а потом — нескоро, через неделю-другую — всплывала информация от очевидцев о местопребывании арестованного, а иногда и о причине ареста. Иногда же в людской памяти оставались только слухи да порожденные ими дикие теории. Я старался избавиться от любопытных с их расспросами как можно вежливее — в конце концов, я и сам толком ничего не знал, — но меня вовсе не огорчило то, что об аресте Амира уже известно половине города. Так было безопаснее.
Услышав, что мои старания не принесли результата, Саида расстроилась еще больше. «Значит, ты ничего не выяснил», — сказала она, и я почувствовал себя трусом и неудачником. Должно быть, она заметила, как мне больно от ее слов, потому что взяла меня за руку и назвала хабиби. «Мы не знаем, кто его забрал, куда и почему, — сказала она. — Это невыносимо, нам нельзя просто сидеть и ничего не делать. Давай подумаем, к кому можно обратиться».
Так уж все тогда было устроено, понимаешь. Стоило людям попасть в переплет, как они сразу начинали прикидывать, к кому пойти, кто может им помочь. Да и сейчас в этом смысле мало что изменилось. Я сказал, что поеду к Юсуфу и спрошу, не попробует ли он что-нибудь разузнать. Ты ведь его помнишь? Мы вместе учились в школе, а потом еще долго оставались близкими друзьями. Когда я ехал к дому отца Юсуфа, мне пришло в голову, что сначала можно туда позвонить, и я стал обдумывать эту идею. По дороге был магазин с общественным телефоном. Отец Юсуфа тогда работал в правительстве на высоком посту — заместителем министра иностранных дел. Сам Юсуф тоже служил в этом же министерстве каким-то мелким чиновником. Иногда я видел, как он проезжает мимо в темных очках, за рулем сверкающей красной «хонды», и невольно улыбался, потому что это зрелище напоминало мне кадры из телесериалов. Если он замечал меня, то всегда приветственно махал рукой, и из этого я сделал вывод, что между нами еще сохранились теплые чувства. Встречаясь друг с другом в городе, мы обязательно находили время на то, чтобы поздороваться и поболтать. При нашей последней встрече я пошутил насчет его дипломатической карьеры, и он признался, что ждет скорого назначения в Вашингтон. Он сказал об этом с преувеличенной важностью, словно иронизируя над самим собой, но это вовсе не значило, что он себя недооценивает. Все дети больших шишек готовились в свою очередь стать большими шишками. Правители всегда стараются передать власть по наследству хотя бы ради того, чтобы сберечь награбленное. Так уж устроен мир.
Вместе со своей женой и ребенком Юсуф занимал одно крыло отцовского дома. Представь, каким огромным был этот дом, если там хватало места не только для самого сановника и его супруги, но и для их детей и внуков, — а ведь рядом были еще и дворовые постройки для слуг и сторожевых псов, и гаражи для машин. Позвони я заранее, могло бы оказаться, что телефоны в усадьбе прослушиваются — не для слежки за ее хозяином, заместителем министра, а чтобы легче было найти и наказать любого, кто осмелится докучать ему и его родным или оскорблять их. Но если телефоны и вправду прослушивались, Юсуф повел бы себя осторожно и, наверное, постарался бы избавиться от меня поскорее, услышав, что я задаю щекотливые вопросы. Возможно, он постарался бы избавиться от меня в любом случае, даже если они не прослушивались. Пообещал бы помочь, а потом ничего не сделал бы. Это проще сказать по телефону, чем в лицо.
С другой стороны, рассуждал я, если взять да и появиться перед усадьбой заместителя министра, которая, как я знал, обнесена стенами с протянутой поверху колючей проволокой и охраняется вооруженным стражем в будке рядом с воротами, меня, скорее всего, просто не пустят к Юсуфу. А может, даже и арестуют за что-нибудь — за нарушение покоя, за подозрительное поведение, за наглость. Еще не стемнело, и я подумал, что это как раз кстати: все будет выглядеть так, будто я приехал по предварительной договоренности, а не в неурочный час, когда вся семья отдыхает. Я решил сделать расчет на старомодную вежливость, с которой положено встречать посетителя. А если ничего не выйдет, тогда позвоню и договорюсь
