Индекс Франка - Иван Панкратов
Виктор не стал договаривать «…спасая мне жизнь», потому что для пьяной Ларисы подобное уточнение ничего не значило, а для него самого это было записано глубоко в сердце и повторения не требовало.
— «Ради Алисы она смогла», — повторила Лариса, пробуя на вкус эту фразу, после чего запила её вином и громко, с хрустом, снова разломила шоколад. — А он был смелый мальчик, этот Вадим, — она одобрительно покачала головой. — Смелый, прямой. Хороший ученик. Граната…
Она оглянулась зачем-то назад, вздохнула.
— Ты хочешь сказать, что история графини Винтер и Фельтона никого ничему не научила? — спросил Платонов. Лариса вопросительно посмотрела на него, с ходу не поняв сравнения, но потом зааплодировала Виктору.
— Именно, Платонов, именно! — она изобразила восхищение. — Так и было. Назовём это вербовкой, как бы странно не звучало. Всё-таки история Белякова никоим образом не шпионская.
У неё что-то тренькнуло в сумочке. Лариса достала телефон, посмотрела на экран, потом зачем-то осмотрелась вокруг, что-то прошептала себе под нос и выключила экран.
— Нетерпеливый какой… — внезапно сказала она. Платонов понял, что это адресовано тому, кто написал сообщение. — Графиня Винтер, значит? — она перевела взгляд на Виктора. — Решил приравнять меня к абсолютному злу с лилией на плече? Да, я рассказала ему историю об Алисе. О том, как её отец самоустранился, умчался на другой конец страны якобы за образованием, а на самом деле за свободой от меня и семьи. О том, как маленькая девочка умерла, потому что… — её голос дрогнул, и Платонов сразу не понял, по-настоящему это произошло, или она сейчас пыталась играть какую-то роль. — Потому что отец не смог защитить… Не смог…
Виктор сжал зубы и сцепил пальцы под столом. Он должен был выслушать это всё молча — только так он мог получить от Ларисы ответы на все вопросы.
— Я помню, он плакал. Я ревела, и он вместе со мной. Правда, я не очень понимала его эмоции — парень фактически признался в том, что убивает мать, а тут у него слезы ручьём за неизвестную маленькую девочку. Теперь я понимаю, что адекватности в его реакциях было немного, а вот тогда я была очень удивлена. В общем, он сильно проникся. И он понимал, зачем я иду к Русенцовой.
«Блим-блим!» Снова пришло сообщение. Лариса не стала смотреть и раздражённо перевернула телефон.
— Когда мы снова увиделись с Вадимом, я не стала скрывать от него происшедшее… Какое чудесное вино, — внезапно переключилась Лариса, разглядывая бокал на свет. — Золотистое, терпкое в меру, как мне нравится… Глаза у него были зелёные, Платонов, — бросила она взгляд на Виктора. — Яркие такие, притягательные. Смотрел на меня всегда с восхищением… Ты так никогда не мог. Даже в самом начале нашего знакомства. Даже несмотря на то, что мне нравится цвет твоих глаз. Карий.
Она прикоснулась губами к бокалу, прикрыла глаза от наслаждения и сделала глоток.
— И ты знаешь, Платонов, после моего рассказа о визите к Русенцовой восхищение во взгляде никуда не делось, — она вернула вино на стол, достала из сумочки пудреницу, раскрыла и посмотрела на себя в маленькое зеркальце. — Да и как можно не восхищаться таким?
Она вопросительно посмотрела на Виктора, повернувшись к нему каким-то ей одной понятным удачным ракурсом. Платонов смотрел на неё и не понимал, как он мог прожить с этой женщиной столько лет.
— В общем, я не создала тайны ни из истории с Алисой, ни из того, что случилось с Русенцовой, — Лариса убрала пудреницу и подытожила. — А он сделал для себя какие-то выводы. Судя по тому, что случилось потом — выводы эти были вполне определённого свойства. Спустя несколько дней Вадим позвонил в надежде встретиться снова, но я отказала, потому что к тому времени уже полностью охладела к нему. Он у меня ассоциировался с каким-то законченным проектом, к которому лучше не возвращаться. Тем более, что к тому времени у меня уже оформился гораздо более интересный вариант… Когда он понял, что ему, как говорится, «не светит», то вывалил мне по телефону кучу информации о том, как временами ходит к больнице, чтобы увидеть тебя, Платонов. И однажды в дождь он заметил, что ты сел в машину той самой женщины, что помогала госпитализировать его маму. В машину Полины Кравец, если не ошибаюсь — а я не ошибаюсь насчёт твоих баб никогда. Он был настойчив и многое про неё узнал — благо, на вашем сайте есть все врачи с фотографиями. Я сама не поленилась, зашла посмотреть. У тебя хороший вкус, Платонов, вот только немного со странностями. Не могу понять — почему рыжая? Ну как так? То есть я всё время обесцвечивалась, играла для тебя эдакую Мерилин Монро, а ты поглядывал в сторону брюнеток, шатенок, и вишенкой на торте — рыжая!
Виктор не знал, что ответить на это. Он окончательно убедился сейчас, что вот эта женщина напротив, мать его детей, с которой он прожил долгое время, послужила душевным детонатором для Вадима Белякова. Она фактически вложила ему в руку ту самую гранату, что он где-то смог достать. И, образно говоря, выдернула из неё чеку.
— Я не понимаю одного, — напряженно спросил Виктор. — Что ты такого сказала ему? Как направила этого непредсказуемого человека?
Лариса ухмыльнулась и залпом допила оставшееся вино.
— Я же понятия не имела, что он таких радикальных взглядов, Платонов! Просто шепнула в телефон: «Ты знаешь, что делать, дорогой…» Представляю, как он звонит в «Скорую», а потом поливает себе руку из чайника… Бр-р-р, мороз по коже! — она передёрнула плечами. — И день же выбрал, когда у твоей Полины была смена. С тобой-то проще, ты в рабочее время всегда на месте.
Платонов кивал в такт её словам, а потом спросил:
— Когда поняла, что я жив — что почувствовала?
— Ничего, — отмахнулась Лариса. — Просто обрадовалась, когда узнала, что твоя Кравец в реанимации. Мне, обманутой и брошенной тобой женщине, это было гораздо важней всего остального.
Третье сообщение, пришедшее на телефон Ларисы, она прочитала, что-то напечатала в ответ. И Виктор увидел, из-за одного из столов поднялся немолодой мужчина в строгом костюме и направился в их сторону; в его походке чувствовалась военная выправка. Свои догадки Виктор подтвердил, увидев, что к дорогому костюму незнакомец (наверное, автоматически) надел когда-то черный, а теперь выцветший офицерский галстук с армейской булавкой.
Платонов посмотрел на него, отметил седеющие виски, аккуратно зачёсанные волосы, начищенные до блеска туфли, потом перевёл взгляд на Ларису. Она деланно улыбнулась в ответ. Мужчина положил руку ей на плечо и впился глазами в Виктора.
— Всё в порядке, — сказала Лариса и нажала кнопку на столе. — Заплати по счёту — нам пора.
Её спутник молча протянул подбежавшему официанту свою карту и продолжил смотреть на Платонова.
— А он знает, — решил спровоцировать незнакомца Виктор, — с кем имеет дело? Он вообще представляет твои возможности? Вы в курсе, что в случае чего к вам привяжут пояс шахида или накачают психологией камикадзе? — он посмотрел в глаза спутнику Ларисы.
Мужчина тяжело задышал, нахмурил лоб и сделал шаг вперёд. Лариса придержала его легонько за рукав. Он замер, но пальцы на руках то сжимались в кулаки, то разжимались до хруста. Официант поднёс ему аппарат со вставленной в неё картой; он, практически не отрывая глаз от Виктора, набрал пин-код.
— Платонов, ты пойми, осознай и запомни, — ответила ему бывшая жена, подумав несколько секунд; говорила она жёстко и чётко, будто и не выпила те два бокала вина. — У меня теперь врагов не осталось. Бабка на том свете всех от прививок отговаривает, тебе оставшуюся жизнь с инвалидом жить, если не сбежишь от неё; а если сбежишь, от себя ведь не уйти, да, Платонов? Удачно всё складывается, не находишь? Так что мне дальнейшая жизнь — только в удовольствие. Никаких камикадзе.
Она встала из-за стола, слегка покачнувшись; мужчина удержал её.
— Ты
