Бестеневая лампа - Иван Панкратов
Наверху грохнула дверь, послышались быстрые шаги. Варвара Михайловна, медсестра уже пожилая и с некоторым количеством лишнего веса, выскочила на крыльцо, словно юная студентка.
— Там… в хирургии… — на этих словах ее краткая молодость закончилась, уступив место одышке. Она остановилась, оперлась руками в колени, но все-таки закончила:
— Звонят… Там Ждун… Что-то… И сестра кого-то поймала. Я больше не поняла.
В этот момент она заметила Инну, что отошла в сторону от дверного проема, когда услышала топот на лестнице.
— Здрасьте, — кивнула Варвара Михайловна на свистящем выдохе. Инна постаралась вежливо улыбнуться, но у нее не вышло. — Идите, Виктор Сергеевич. Не нравится мне все это.
Варвара Михайловна была из тех медсестер, что переживали за каждого солдатика, подкармливали их чем-нибудь домашним, давали позвонить и делали еще много всяких ненужных добрых мелочей, после чего из их сумок и карманов пропадали кошельки и телефоны. Но учить уму-разуму было поздно и непродуктивно.
Платонов подошел к Инне и тихо сказал:
— Иди пока наверх, боевая подруга. Я разберусь и позвоню.
Не стесняясь медсестры, он легонько поцеловал ее в щеку, сам удивился этому поступку и побежал в сторону хирургии — благо, она было в пятидесяти метрах по тропинке. Медсестра, не стесняясь, оглядела Инну с головы до ног, сухо откашлялась, посмотрела ей в спину, после чего посчитала у себя пульс и поморщилась. Зайдя в дверь, она хотела накинуть замок изнутри, но вспомнила, что доктор может вернуться в любую минуту — и просто притворила металлическую створку.
Через пару секунд после того, как Платонов забежал на крыльцо хирургии, а Варвара Михайловна прикрыла дверь в свое отделение — раздался далекий звук открывания ворот на контрольно-техническом пункте, а еще спустя несколько мгновений на кочках задней аллеи заплясали огни фар, выводя на облаках линии ЭКГ.
Но никто этого уже не видел.
15
Фамилия у Марины была какая-то фантастическая. Платонов помнил, что при звонке всегда таял на словах «Первая хирургия, медсестра Кошечкина слушает». Голос был вкрадчивый, почти детский — и он всегда забывал, что хотел спросить, путался в словах и нес какую-то чепуху. Но сейчас он впервые увидел ее злой и напуганной одновременно.
Она встретила его в самом начале коридора — горящие глаза и красные щеки, растрепанные волосы. Спустя секунду Платонов заметил у нее оторванный карман на халате — он болтался, держась всего одной стороной, нитки рваной бахромой отчерчивали его границы.
— Я позвонила в реанимацию! — подбегая к хирургу, выпалила Марина. — Там Жданов в интенсивке… Его побили и что-то еще с ним сделали, он без сознания.
Платонов слегка приобнял Кошечкину и направил ее впереди себя в палату интенсивной терапии. В другом конце коридора, у пищеблока, он заметил какое-то шевеление в полутьме.
— Мы с мальчишками поймали этого урода, — махнула Марина рукой в ту сторону. — К батарее привязали поясами от халата. А он мне карман чуть не оторвал…
«Так, сначала Ждун, — быстро решил Платонов. — Остальное на потом».
В палате горел свет, на кровати напротив пациента сидела ночная санитарка из операционной и, словно загипнотизированная, смотрела на быстро падающие в фильтре капли. Сам Жданов был каким-то бледно-серым, с совершенно мутным, уплывающим взглядом, он забавно надувал щеки и шумно выдыхал воздух, словно пытаясь задуть какую-то невидимую свечу. Платонов машинально взял его запястье, ощутил очень частый и слабый пульс и отметил про себя, что и рука Жданова, и подушка вокруг головы — все мокрое. Потом заметил на столе рядом инсулиновый шприц, посмотрел на Марину. Та пожала плечами.
— Глюкометр, быстро! — крикнул он Кошечкиной. — И сорокапроцентную глюкозу захвати!
Марина выскочила в коридор.
— Там еще что-то на животе, — внезапно сказала молчавшая до этого санитарка. — Я полы мыла в коридоре и через стеклянную дверь увидела. Его по животу били.
В кармане зажужжал телефон. У него было несколько секунд в ожидании Марины, он посмотрел на экран — звонила Инна. Кошечкина вбежала в палату, вставляя на ходу тестовую полоску в приборчик. Виктор, стараясь не мешать ей, откинул одеяло к стене.
Вокруг колостомы по повязке расплывалось небольшое кровавое пятно, мешок был разорван, живот и одеяло были в крайне неприглядном виде. Кошечкина кинула на Платонова быстрый взгляд, взяла специальной ручкой кровь и капнула на полоску.
За пять секунд ожидания результата в голове Виктора вихрем пронеслись мысли о внутреннем кровотечении, о повреждении кишечника, возможном перитоните.
— Один и один! — громко сказала Марина.
— Давай глюкозу! — скомандовал Платонов. Кошечкина набрала шприц, перекрыла капельницу, ввела в резинку, вернула колесико на место. Пузырьки вновь взвились во флаконе.
— Что затеяли тут среди ночи? — в дверях стоял Кирилл, реаниматолог, с какой-то новенькой анестезисткой. Не дожидаясь ответа, они вошли, сестра поставила большую корзинку с дыхательным аппаратом и прочими принадлежностями на стол. Кирилл посмотрел на санитарку, та встала, и тогда он аккуратно положил чемоданчик с лекарствами на пустую кровать.
Анестезистка быстро измерила пульс и давление. Жданов внезапно перестал надувать щеки и задышал нормально.
— Тут пока ничего не понятно, кроме того, что он был в жуткой гипогликемии, — прокомментировал Платонов. — И еще какая-то драка была в палате… Ему вкололи инсулин и несколько раз ударили по животу. Повтори анализ, — потребовал он от Марины.
— Весело, — кивнул Кирилл. — А мы пока шли по аллее, нас чуть машина не снесла. Представляешь, Виктор, ночь, госпиталь, а трафик как днем на центральной улице… Ну это ладно, подробности, как водится, потом, а какие планы сейчас?
— Три и восемь, — сказала Марина.
— Вывести из гипогликемии — сделано, — кивнул Платонов. — Зови быстро сюда этого мудака.
Кошечкина сразу поняла, о ком речь. Она выглянула в коридор, махнула рукой. Спустя минуту двое солдат в одних черных госпитальных трусах ввели в палату третьего, одетого, с заломленной за спину рукой. По его лицу с наплывающим на скулу отеку было видно, что сдался он далеко не сразу — парни, державшие его сейчас, тоже были украшены свежими ссадинами.
— Фамилия, — коротко сказал Виктор.
— Плотников, — сквозь зубы сказал задержанный, выдержав небольшую паузу.
— Коротко расскажи, что ты сделал. Причины потом.
Солдат посмотрел на Жданова, на повязки на животе, на дерьмо, размазанное по одеялу, потом перевел взгляд на стол, где лежал шприц и опустил голову вниз и куда-то вбок, слово не веря тому, что здесь происходит.
— Ничего я не делал. Мы просто разговаривали.
— И Жданов сам себя несколько раз по животу ударил? — подошел поближе Платонов. — Куда бил, показывай.
В этот момент один из парней слегка согнул Плотникову кисть и, похоже, сделал это удачно, потому что тот взвыл и попытался упасть на колени, но его удержали.
— Показывай, — одобрительно кивнул Виктор. — Куда, сколько раз.
— В живо-о-от… — заныл Плотников. — Раза четыре, наверное. Может, пять. Я не видел, куда, он же под одеялом лежал… Отпусти, сука, больно!
— Похоже, надо ревизию делать? — спросил Кирилл. — Или для начала УЗИ? Посмотреть на селезенку.
Платонов медленно покачал головой из стороны в сторону. Ему не очень нравилось то, что явления гипогликемии прошли, а уровень сознания никак не хотел восстанавливаться до нормы. Жданов шевелил губами и последние пару минут пытался согнуть ноги и повернуться набок.
— Видишь? — показал Платонов Кириллу. — Мог бы сесть — сел бы. Симптом Ваньки-встаньки, как при разрыве селезенки. Какое тут УЗИ. Лапароцентез, «шарящий катетер». Не забывай, что у него еще швы с лапаротомной раны не сняты, зайти в случае чего недолго будет. Но вот насколько колостома и все остальное помешает нам работать в селезеночном углу… Надо Шаронова сюда, срочно.
Он вытащил телефон из кармана, отметил про себя два пропущенных от Инны, набрал Василия Петровича, быстро сообщил о ситуации. Тот попросил прислать за ним машину и благословил на диагностику.
— Значит, так. Жданова на каталку и в операционную — бригада для наркоза уже здесь, — распорядился
