Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
Она посмотрела направо, потом налево, хотя улица была с односторонним движением. Подняла голову и взглянула на окна своей квартиры, они выглядели точно так же, как после ее ухода, и на террасе не было никого. Улицу замело палой листвой, из переполненных контейнеров вываливался мусор – бумага вперемешку с пластиком, – поблескивал мокрый асфальт, на высоком баке для пищевых отходов сидела облезлая чайка. Она подошла к двери подъезда и стала рыться в сумочке, ища ключи, но безуспешно. Она не хотела звонить в домофон. Представила себе, как раздраженный ее опозданием Паоло проходит через гостиную, ворча, что она вечно забывает ключи. Никакого ответа. А если они заснули? Вместе с Элиа? Пообедали и заснули. Пока она пыталась отыскать ключи в сумке, дверь тихонько открыла сеньора с третьего этажа с букетом ромашек в руках.
– Не закрывать?
– Нет. Спасибо. Какие красивые цветы…
– Мне их подарили, – улыбнулась женщина и придержала дверь. Они вошли и распрощались, старушка села в лифт, Виола поднялась по лестнице.
На лестничной площадке она не увидела ботинок Паоло, хотя обычно он не заходил в квартиру в уличной обуви. Ключи от подъезда висели у двери. Ее ключи, с серебряным шариком на кольце – подарком Доры. Виола сняла ботинки. Вошла медленно, стараясь не шуметь.
– Я вернулась, – проговорила она, пожалуй, слишком тихо, вряд ли они ее услышали.
Виола вошла в детскую, окно было открыто, кроватка пуста, сквозняк привел в движение деревянную чайку, и она качнула крыльями. Она зашла на кухню и остановилась: треска так и стояла в закрытой чугунной кастрюльке, на столе – не убранные после завтрака чашки, гардении засохли. Она вылила стакан воды в горшок, ее сердце, угнетенное отсутствием любви и седативными препаратами – надежными спутниками в эмоциональной пустыне – тяжело шевельнулось и замерло: мертвый штиль[7].
Она открыла дверь в кабинет, экран компьютера не горел, на кленовом столе из Ikea лежал номер газеты La Lettura, раскрытый на центральном развороте с изображением гравюры Дюрера: печальный ангел сидит, уронив голову на руку, рядом с ним собака, похожая на Токио, только более худая, более благородная. Вокруг фигуры ангела – странный набор изображений: купидон, лестница, весы, песочные часы, комета, колокольчик, квадрат с цифрами, шар, летучая мышь, радуга…
Некоторое время Виола любовалась картинкой, провела по рамке статьи пальцем, испачкав его в типографской краске. Дала себе обещание прочесть хотя бы кусочек статьи – если Дора о ней заговорила, значит, это что-то стоящее. Ангел показался ей смутно знакомым. Может, это и есть меланхолия? Она закрыла за собой дверь и вышла в коридор. Взяла черную трубку домашнего телефона. Нажала кнопку 8 в списке контактов – номер мобильника Паоло. Он ответил на шестом сигнале.
– Вы где? – ласково спросила Виола.
– Я на работе, – нервным шепотом ответил он. – У вас все в порядке?
3
– Можно войти? – произнес Паоло и, не дожидаясь ответа, ввалился в комнату и очутился лицом к лицу с Гримальди. Тот сидел в эргономичном кресле, плотно прислонившись к спинке, черты его умного лица с годами стали резкими, словно вырубленными топором, скулы – костистыми, подбородок заострился.
Юридическая фирма принадлежала ему, в ней было четырнадцать сотрудников, и прежде всего им вменялось в обязанность защищать интересы клиента number one, как величал его шеф, – Этторе Папы, предпринимателя, христианского демократа, масона, католика, бесстрастного несгибаемого человека, владельца самых крупных в Италии мусороперерабатывающих заводов. В конце шестидесятых он разработал технологию автоматизированной сортировки отходов и их переработки в биогаз и метан.
Гримальди оказывал ему поддержку во всех делах, в том числе политических, защищал его от всех обвинений, главным из которых было соучастие в преступлениях – незаконной торговле отходами и мошенничестве с государственными подрядами. Гримальди работал с бесконечными претензиями и предписаниями, зачастую спасая Этторе Папу в последний момент, в кассационном суде: он был ангелом-хранителем Мусорного короля.
Паоло знал, что они оба выросли там, где Папа основал свою империю, – в окрестностях Рима, в развитом агропромышленном регионе. Поговаривали, что в молодости Папа был любовником жены адвоката. Донна Марина, тонкая, как спичка, изящная дама с темными, пепельно-каштановыми волосами, вечно куталась в шиншилловое манто и одну за другой курила сигареты «Муратти», держа их между пальцами. Сигарета словно стала частью тела, продолжением руки этой женщины, анорексичной, молчаливой, любившей азартные игры. Гримальди и Папу связывали негласный договор и общая тайная жизнь – взятки, власть, золото, привилегии, месть, сделки, партии в теннис, обеды на побережье, во Фреджене: жаренные в сыре и сухарях мидии, отменного качества спагетти, морские петушки, белое вино фалангина.
Каждое воскресенье два восьмидесятилетних синьора родом из Приверно, городка с населением четырнадцать тысяч душ в провинции Латина, сидели под ласковым солнышком Лацио и, погрузив ноги в теплый песок, обдумывали, как предотвратить очередной судебный процесс, как справиться с упрямым мэром, с политическим давлением и криминалом, затевали интриги, а тем временем долг государства перед патроном неуклонно рос.
– Чего тебе, Манчини?
Сидевший напротив Гримальди мужчина на миг обернулся и снова уткнулся в какие-то карты, разложенные на овальном хрустальном столе. Это был Раньери, кожу на его голове сплошь покрывали причудливые пятна, как у ягуара.
– Я могу с вами поговорить? – обратился к боссу Паоло.
– Что тебе нужно? Разве не видишь, у нас совещание.
– У меня срочное дело, профессор… Мне нужно уйти.
– Ты шутишь? Я же сказал, у Папы очередная проблема: коррупция, злоупотребление служебным положением, несанкционированное размещение и обработка отходов. Мы по уши в дерьме, а ты решил свалить в закат?
– Профессор, речь идет о моей жене. Она неважно себя чувствует.
– Твоя жена разваливается на запчасти, так, что ли, Манчини? – хмыкнул Гримальди, знавший и про несчастный случай, и про долгое лечение Виолы.
– Может, поменять ее на новую? – подал голос Раньери, повернувшись к Паоло.
Его лысый череп на миг напомнил Паоло голову Виолы после несчастного случая. Он посмотрел тогда на ее бритую голову и заметил ямку на затылке справа. Она ему рассказывала, что в младенчестве свалилась с пеленального столика – так и получила эту «вмятину».
– Гримальди, я слышал, что предприятие на Фламинии сгорело. Ваша работа? – поинтересовался Раньери.
Он управлял несколькими аристократическими римскими палаццо и попал под следствие за то, что сдавал их в аренду по заниженной цене нужным людям – политикам и VIP-персонам.
Гримальди пропустил его вопрос мимо ушей и, поставив локти на стол, обратился к Паоло:
– У нас, как обычно, чрезвычайная ситуация с Папой, не успели мы выйти из
