Проект 9:09 - Марк Х. Парсонс
Девушка стерла с лица улыбку и выпятила губы – переплюнув даже Олли, хотя я не думал, что такое возможно.
– Хотя, знаешь, у тебя такая красивая улыбка…
Был седьмой час вечера, а я еще фотографировал девчонок в школьной столовой, как и обещал. И уже весь извелся в процессе. Ну да, первоначальное предложение звучало весьма соблазнительно: на пару часов стань крутым модным фотографом и поснимай красоток. Вот только я забыл прочитать мелкий шрифт: они не модели и сами не знают, чего хотят, а если мне не удастся волшебным образом превратить их в секс-символов с обложек журналов, эти девушки всем растрезвонят, что я не фотограф, а шарлатан.
То есть фотографировать-то я умею, но вот разговаривать с девчонками у меня получается плохо, а давать им какие-то указания – это вообще не про меня.
И все же я старался изо всех сил, сосредоточившись на технической стороне дела в попытке избавиться от неловкости. «Никон» я установил на настольный штатив, а девчонок сажал возле больших окон, выходящих на север. Сам отходил подальше, фокусное расстояние увеличивал, открывая при этом диафрагму пошире, – и тогда на размытом фоне пустой темной сцены отчетливо выступало лицо.
Пришлось потратить немало времени, но в конце концов я сделал несколько приличных снимков первых двух девчонок – после того, как уговорил их перестать втягивать щеки и надувать губы.
А вот Кеннеди знала, чего хочет, и выполняла мои указания, и работать с ней оказалось неожиданно легко. Почти как с Олли. Только все же Кеннеди была невероятно привлекательной девушкой моего возраста и моей сестрой при этом не являлась, что делало весь процесс гораздо более… гм… интересным.
Еще интереснее стало после съемки, когда Кеннеди села рядом со мной, чтобы просмотреть фотографии на экране камеры. Представляете, она села рядом со мной! Надо признаться, я занервничал и обрадовался одновременно и принялся показывать ей отснятые кадры.
– На большом мониторе, особенно после обработки, они станут гораздо лучше, – предупредил я на случай, если она разочаруется увиденным.
Кеннеди посмотрела на меня и улыбнулась.
– Не переживай. Я же видела фотку Оливии и знаю, на что ты способен. Просто с ума сойти! – Она взяла мой телефон и вбила в него свой номер. – Позвони, когда закончишь. Мне не терпится посмотреть на результат.
– Ну… спасибо… – Я уже прикидывал, как понизить насыщенность цвета на портрете, не трогая изумительные голубые глаза Кеннеди, когда сообразил, что она продолжает говорить.
– …кстати, мне кажется, у тебя здорово получается. Не хочешь заняться фотографией профессионально?
– Я как-то об этом не думал, – растерялся я.
Она встала и положила руку мне на плечо:
– А ты подумай.
Вечером, добравшись до центра города, я все еще размышлял о словах Кеннеди. У меня оставалось целых сорок пять минут. Я зашел в «Финч Кофе», взял чай масала и уселся на табурет за стойкой возле окна, потому что в кофейне было не протолкнуться. Похоже, у маленьких несетевых кафе в студенческих городах имелось определенное преимущество – преданные клиенты: после карантина завсегдатаи вернулись, и тут постоянно толпился народ.
Я был не прочь посидеть на табурете у окна, потому что мог наблюдать за прохожими, мысленно пытаясь их сфотографировать.
Несколько лет назад мама подарила мне книгу о фотографе 1930-х годов. Там говорилось, что снимать надо в первую очередь головой, а не камерой. Автора звали Доротея Ланж. Каждый раз, когда я открываю эту книгу, я нахожу в ней что-то ценное. Ланж стала фоторепортером еще до того, как появилась такая профессия. Кроме того, она занималась общественной деятельностью. Помните знаменитое фото периода Великой депрессии, «Мать-переселенка»? То самое, которое печатают во всех учебниках по истории США. Посмотрите как-нибудь. Я имею в виду – хорошенько на него посмотрите. Его сделала Доротея Ланж. В местечке в двадцати минутах езды отсюда. Она ухватила не просто лицо – дух целой эпохи. Офигенный фотограф.
Я сидел у окна, рассматривая прохожих, тренируясь фотографировать без камеры и размышляя о цели моего проекта, и вдруг меня осенило: люди проводят кучу времени в телефонах, пытаясь показать свою жизнь лучше, чем она есть. Тогда как Доротея Ланж, наоборот, старалась представлять вещи такими, какими они были.
И я решил, что именно в этом и будет состоять задача моего проекта: показать жизнь как она есть. Не приукрашивать, не полировать, не представлять в розовом свете. Но и не очернять. Просто говорить правду. Не поверхностную, а глубинную… Ту, которая дает ощущение, будто ты можешь понять другого человека… почувствовать то, что он чувствует.
Мне кажется, маме бы понравилось.
Нет, я уверен, она и в самом деле одобрила бы эту идею.
По спине побежали мурашки, и пришлось пару раз моргнуть, чтобы вернуть резкость внезапно расплывшейся перед глазами картинке.
Чуть позже я осознал, что думаю о Кеннеди. Интересно, чем она занимается? Вот прямо сейчас. О, у меня же есть ее номер! Можно ей написать.
Я долго мучился, пытаясь найти баланс между дружеским и профессиональным тоном, чтобы не выглядеть каким-нибудь извращенцем. И в конце концов остановился на «привет, было здорово поснимать тебя сегодня. надеюсь, нам удалось получить кое-что стоящее!». Я отправил сообщение и уставился на телефон в ожидании ответа. Тишина. Подождал еще несколько минут. Раз пять проверил папку сообщений. По-прежнему ничего.
Я допил свой чай, когда маленькая стрелка на часах над барной стойкой указала на девятку, а большая – на двенадцать. Нужно было выдвигаться. Держа камеру в руке, я прошелся до угла и стал ждать.
Улица была пуста, но через несколько секунд, когда сработал будильник и в кармане завибрировал телефон, я увидел, что кто-то направляется в мою сторону. Из-за надвинутого на чужие глаза капюшона я не мог разобрать, парень это или девушка. Я поднял камеру и сделал несколько снимков, пока человек подходил.
Вблизи стало ясно, что это девушка: темные глаза, темные волосы, резкие черты лица.
– Я работаю над школьным проектом, вы не возражаете, если… – И тут я понял, кто передо мной: АК-47!
Она подняла взгляд и собралась ответить – и вдруг тоже меня опознала. Видимо, как того самого парня, который буквально вчера спрашивал, нельзя ли ее сфотографировать, ведь это был единственный раз, когда мы общались, – единственный раз в жизни.
– Извини, – сказал я, – не узнал. Я просто подумал…
Она сверкнула глазами, качнула головой, опустила взгляд и фыркнула – типа: «Ну ты совсем уже!» И молча пошла дальше.
Вот это я дал маху. Мне хотелось сквозь землю провалиться.
Глава 5
Слова, которые исходят непосредственно от людей, самые глубокие… Если вы замените их на свои собственные, все растает у вас на глазах.
Доротея Ланж
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Я ВСТАЛ РАНО И ПРОВЕРИЛ ТЕЛЕФОН: ничего. Ну и ладно… Сегодня суббота, и, скорее всего, Кеннеди еще спит.
Я включил компьютер и поймал себя на том, что просматриваю снимки, которые сделал в школе.
Ну, если честно, я поймал себя на том, что просматриваю снимки Кеннеди, которые сделал в школе.
Как бы то ни было, я все время возвращался к одному из них. Тогда я попросил Кеннеди сесть боком и посмотреть через плечо, в объектив; при этом она натянула ворот свитера до самого подбородка. Почти как если бы заигрывала со мной. От снимка сложно было оторваться – и это ощущение я решил усилить. Я обрезал кадр, чтобы бóльшую его часть занимало лицо, обрамленное светлыми волосами и белым свитером. Отлично!
Затем понизил насыщенность, однако до монохрома не довел, чтобы не злить Олли. Мне хотелось приглушить цвета, но оставить изображение резким, особенно глаза. Поэтому я вернул им естественный цвет (ладно, может, даже сделал понасыщеннее) – и теперь они буквально приковывали взгляд смотрящего.
По крайней мере, мой взгляд уж точно оказался прикован.
Я сильно приблизил изображение и сгладил все неровности на лице, какие только смог найти. Не то чтобы их было много – к тому же Кеннеди перед съемкой поправила макияж, – но в итоге ее кожа стала выглядеть безупречно, как на обложке глянцевого журнала. По меркам уличной фотографии я, конечно, сжульничал. Но каждый снимок в жанре модной фотографии зафотошоплен
