Проект 9:09 - Марк Х. Парсонс
В первый раз я взял с собой штатив, но оказалось, что с ним люди слишком смущаются – так из моей затеи не вышло бы ничего путного. Тогда я решил снимать с рук, максимально укоротив выдержку. Конечно, при таком раскладе на кадре может появиться шум, но это меня не особо пугало: в конце концов, я ведь фотографирую в монохроме – потому что стремлюсь скорее к «драматическому реализму», а не к «студийной прилизанности». К тому же мне нравится свобода движений с камерой в руках.
Возможно, снимки несколько теряют в разрешении, зато я становлюсь ближе к тому, кого снимаю. И меня такое положение дел устраивает, потому что именно это я и ищу – некую форму близости.
Получается ли у меня? Честно говоря, понятия не имею, ведь пока я эти снимки никому не показывал.
Я окрестил свою затею «школьным проектом» на прошлой неделе. Моя попытка объяснить одному парню, что я делаю, закончилась провалом: я начал рассказывать о маме, и вдруг у меня перехватило горло, а на глаза навернулись слезы. Парень, разумеется, тут же от меня удрал.
К счастью, следом за ним подошла женщина и проявила чуть больше терпения. Я попробовал еще раз, но через десять секунд понял: дело кончится тем же самым. В отчаянии я выпалил, что мне нужны снимки для школьного проекта, – и она согласилась. Вот так все и пошло.
В общем, я фотографирую, но никому не рассказываю. И даже сам не понимаю, что это за проект и когда он закончится. Знаю лишь то, что каждый день в моей жизни будет особый момент – 9:09 вечера. И еще в одном я точно уверен… я не хочу перестать тосковать по маме.
Глава 4
Фотоаппарат – это инструмент, который учит, как смотреть без фотоаппарата.
Доротея Ланж
ОБЕРНИСЬ, ПРИДУРОК!
Сообщение пришло от Олли. Я остановился посреди столовой, поставил поднос, сел за ближайший столик и помахал, не оборачиваясь. Через несколько секунд сестра плюхнулась на соседний стул.
– Ты мог бы найти компанию получше, – сказала она, глядя на Била с его приятелями в другом конце зала. Именно туда я и направлялся, когда получил ее сообщение.
Я посмотрел на нее и торжественно произнес:
– Запомни этот момент!
Мы говорили так, когда один из нас хотел, чтобы другой запечатлел в памяти особенное мгновение – плохое или хорошее.
– Запомнила! – столь же торжественно отозвалась Олли и тут же вернулась к своему обычному жизнерадостному состоянию. – Ты мог бы сидеть с нами!
– Ну…
Что хуже: обедать, как обычно, с неудачниками или сидеть с кучкой детишек?
Сестра явно поняла, о чем я думаю, по выражению моего лица.
– Да ладно, там не только девятиклассники! – Она оглянулась на свой столик. – Честное слово. Там Кеннеди Брукс, – почти пропела Олли.
Кеннеди Брукс, как и я, была в одиннадцатом классе. По мнению Била и его дружков, в нашей школе только она тянула на девять с плюсом. К тому же эта девушка далеко не дура. Мы вместе учились в младшей школе, и мне всегда хотелось попасть с ней в одну группу, если приходилось делать командный проект, потому что у нее всякий раз находились отличные идеи, и выкладывалась она по полной.
Ладно, признаюсь, наверное, в последние пару лет младшей школы я был по уши в нее влюблен. Ну и потом, видимо, тоже. Но в восьмом классе Кеннеди стала популярной, начала вращаться в других кругах и с тех пор едва ли со мной заговаривала. Мы никогда и близко не были лучшими друзьями, но теперь она вела себя так, словно мы и вовсе незнакомы.
– Ну и? – пожал плечами я.
– Я не собираюсь тебя упрашивать. – Олли встала. – Просто подумала, что перемена обстановки пошла бы тебе на пользу.
Я тоже встал.
– А знаешь что? Пожалуй, ты права.
– Прекрасно! – На ее лице появилась та самая полуулыбка с прищуром.
Олли хотела, чтобы я к ней присоединился. И, если честно, мне было приятно.
Мы сели в конце столика, за которым собрались модницы, и Олли оказалась права: как минимум половина из них были моими ровесницами. Я даже не удивился, что в первую же неделю занятий сестренка – с ее несравненными навыками общения – сумела присоединиться к компании самых популярных девчонок в школе. Разговоры тут, правда, ограничивались одним набором тем: одежда, макияж, прически и кто-с-кем-встречается – ну и ладно.
Девушка, которую Райли назвал АК-47, сидела в дальнем конце стола. Точнее, даже за соседним столиком. И похоже, больше интересовалась своей книгой, чем девчачьими сплетнями. Впрочем, я на нее и не смотрел особо. Ну, может, разок-другой глянул.
Олли достала телефон и пустила его по кругу: на экране была та самая новенькая фотография. В итоге очередь дошла до Кеннеди, она перевела взгляд с фото на Олли и обратно.
– Ничего себе! Это точно ты?
Глаза Олли сузились. Разница была едва уловима, но я сразу понял, что это не ее обычный прищур, а его полная противоположность.
– Да, – кивнула она. – Мой брат Джеймисон фотограф, это его работа.
– А нас он не пофоткает? – загорелась одна из девушек.
Олли ткнула пальцем в мою сторону:
– Так вот же он, сами и спросите.
Они и спросили. Все разом.
Вот кто бы мог подумать, умора, да и только! Достаточно бесплатно поснимать девчонок, уверенных, что тебе под силу сделать их привлекательнее, чем они есть в действительности, – и ты тут же превращаешься в популярного парня. К концу обеда я договорился с тремя девушками – в том числе с Кеннеди Брукс – встретиться завтра в три часа, после шестого урока, чтобы устроить фотосессию.
А еще потерпел полное поражение от АК-47. Сам не знаю, зачем я ее спросил. Возможно, посочувствовал ей: она сидела отдельно ото всех – а я прекрасно понимаю, каково это. В любом случае я обычно не подхожу к незнакомым девчонкам и не завожу с ними разговоры, вы уж поверьте.
В общем, она по-прежнему сидела на своем месте и читала, когда все уже ушли, а я, сам не зная почему, остановился рядом с ней. Она подняла на меня взгляд.
– Завтра после школы я буду тут фотографировать нескольких девчонок, – сказал я, махнув рукой на столик, за которым они сидели. – Ты бы не хотела… гм… присоединиться?
Как только слова сорвались с языка, я понял, насколько нелепо они звучат. И почувствовал, как запылали щеки. Мне остро захотелось поскорее оттуда сбежать.
Девушке и в голову не пришло как-то сгладить неловкость. Она не собиралась раздумывать, не стала ничего выяснять (ни зачем мы будем проводить съемку, ни сколько это будет стоить или еще что-то). Она не согласилась и не ответила притворным «может быть», чтобы меня не обидеть. А просто сказала: «Нет, спасибо» – и снова уставилась в книгу. Словно я пустое место.
Пришлось мысленно пожать плечами и пойти своей дорогой, но чувствовал я себя очень глупо. И как меня только угораздило?
– Пообещай не делать черно-белых фоток. Это только моя фишка, – заявила Олли.
– Прости, что разочаровываю, но этак первую сотню лет существования фотографии это была всеобщая фишка. И многим она до сих пор нравится.
Я оглянулся назад и выехал со школьной парковки на дорогу.
– В нашей школе таких нет! – настаивала Олли. – Тут я одна такая.
– А тебе не кажется, что на самом деле это моя фишка? Ведь именно я решил использовать монохром и…
– Это я привела тебя за наш столик! Я похвасталась своей фоткой, я сказала девчонкам, что ты фотограф… – Олли замолчала, и я глянул на нее. Очень зря. – Джей… ну неужели ты не можешь уступить мне в такой мелочи?
Я хлопнул по рулю обеими руками.
– Вот только не надо смотреть на меня щенячьими глазками! Я же сам тебя этому научил, когда тебе было шесть и ты хотела велик «Мой маленький пони».
Олли засмеялась:
– А в тот раз сработало!
Я вздохнул:
– Ладно, никакого монохрома. Но и ты должна сделать шаг мне навстречу: я терпеть не могу цвета вырвиглаз. Так что как минимум использую низкую насыщенность.
– Это еще что?
– Цвета будут пастельные. Ну такие, мягкие, понимаешь? Как у Джойс Теннисон[3], но не совсем.
Олли уткнулась в смартфон.
– А, да, годится.
Я глянул, что там у нее. На экране была одна из фотографий Теннисон, в ангельском стиле.
– Я рад, что тебе нравится, но твое разрешение мне без надобности.
Олли прекрасно знает, когда добилась своего.
– Да-да, конечно, как скажешь.
– Тебе не обязательно улыбаться. Разве
