Проект 9:09 - Марк Х. Парсонс
Потом сложил в одну папку все снимки, которые сделала Олли, а также тот, что обработал, и позвал сестру.
Она села рядом, и я принялся пролистывать селфи под ее комментарии:
– Ладно… следующий… неплохо… погоди, вернись назад на секунду… давай посмотрим на следующий…
А потом я открыл обработанный снимок.
– Ой… – все, что вымолвила Олли.
Она очень долго на него смотрела. Затем забрала у меня мышку и пролистала фотки назад, просматривая несколько последних из тех, что сделала сама, и снова вернулась к моей. После внимательного изучения она постучала по экрану.
– Отправь мне вот эту.
– Не за что! – бросил я ей в спину, когда она выходила из моей комнаты.
Сестра не обернулась, но с тех пор никогда не пыталась мной командовать в процессе съемок.
Олли пришла на кухню, когда я устанавливал аппаратуру.
– Я готова!
– Ладно, давай разберемся с этим поскорее, – ответил я, словно у меня имелись дела поважнее. Ну да, конечно.
Я отвлекся от камеры: Олли выглядела как заядлая пляжница с густо подведенными енотьими глазами. Или как енот с растрепанной прической пляжницы. Сестра явно пыталась подражать какой-то модели из любимых журналов.
– Тебе не кажется, что ты переусердствовала с маскировкой под грабителя? – спросил я, чувствуя себя довольно глупо. Но мама ведь просила присмотреть за сестрой… Вот только что вообще значит это «присмотреть»?
– Заткнись и щелкай!
Похоже, Олли тоже была не в курсе. Я пожал плечами:
– Звучит так, словно ты хочешь, чтобы тебя пристрелили, да побыстрее.
После первой фотосессии мы разработали целую технологию. Экран моей камеры слишком маленький, с расстояния в несколько шагов на нем ничего не разглядишь, поэтому рядом с ней я ставил зеркало на подставке. Благодаря чему Олли могла проверить, как она выглядит, поправить позу и снова перевести взгляд на камеру. Большинству людей такой метод бы не подошел, но моя сестра точно знала, чего хотела добиться (надо признать, чутье у нее было неплохое), и я смирился.
Мы уже не раз проводили подобные фотосессии (как только сестре взбредало в голову изменить аватарку в профиле, то есть пару раз в месяц), и много времени процесс не занимал. Я почти закончил, когда Олли вдруг сказала:
– А ты можешь сделать мне глаза побольше? Отфотошопить или еще как-то?
В моей голове пронеслась сотня возможных ответов, но я только покачал головой:
– Нет, я не стану.
– Почему?
– Может, потому, что на самом деле это сделает твои глаза меньше?
Олли прищурилась в недоумении.
– Представь, кто-то увидит тебя вживую – а ты разительно отличаешься от своего снимка.
– Девяносто процентов тех, кто увидит мое фото, в реальной жизни меня никогда не встретят.
– В таком случае почему бы нам не поискать девушку, похожую на тебя… только красивее? Запостим ее фотку под видом твоей. Делов-то.
Олли сердито уставилась на меня, не говоря ни слова.
Я задумался.
– Ладно, погоди минутку.
Вскоре я вернулся с полотенцем, расческой и наполненным водой пульверизатором.
– Что ты собрался делать? – спросила Олли.
Я бросил ей полотенце.
– Да есть одна идея. Прикрой лицо, намочи волосы и зачеши их назад.
Олли посмотрела на меня с таким видом, словно я предложил ей сунуть голову в ведро с холодным куриным супом.
– Ты хоть представляешь, сколько мне потребовалось времени, чтобы сделать такую прическу? – Она помахала рукой вокруг растрепанной копны.
– А то! И мы уже нащелкали кучу фоток в таком виде. Давай попробуем что-нибудь новенькое.
В конце концов она согласилась, намочила волосы и зачесала их назад, убрав с лица. Я приготовил камеру.
– Хорошо, теперь наклони голову вот так и посмотри в объектив. Не надувай губы и не улыбайся.
Мне не пришлось повторять дважды. Щелк!
Когда мы рассматривали обработанные фотографии, она взглянула на снимок с зализанными назад волосами и сказала:
– С ума сойти! Джей, как круто! Откуда ты узнал, что это сработает?
Я пожал плечами:
– Просто удачная догадка. Мне показалось, если прическа будет не такой объемной, то глаза покажутся больше.
Олли снова уставилась на фотографию.
– Хм… а если ты ее отфотошопишь?
– Даже не думай! – ответил я, убирая аппаратуру на место. – Я согласен тебя фотографировать, но превращать во что-то, чем ты не являешься, отказываюсь.
Глава 3
Выберите тему и работайте над ней до изнеможения … вы должны либо искренне любить, либо искренне ненавидеть снимаемую натуру.
Доротея Ланж
– ЭЙ, ДЖЕЙМИСОН, КАК ДЕЛА В ШКОЛЕ?
Когда я убирал на место свою фототехнику, то услышал, что отец вернулся домой. Я зашел в гараж и, разумеется, там отца и обнаружил: он что-то делал на сверлильном станке в углу.
– Нормально, – ответил я, хотя на самом деле чувствовал себя препаршиво. Потому и оказался в гараже.
– Расскажи подробнее: чем сегодня занимался? – приподнял бровь отец.
– Да ничем особенным. Отличился на истории. В основном с друзьями тусил.
Я знал, что отцу важно услышать о друзьях. Ладно, на самом деле когда-то давным-давно я действительно мог так сказать не кривя душой. Потому что когда-то давным-давно у меня были друзья. Ну или приятели. Но пока мама болела – а особенно после того, – наше общение постепенно сошло на нет. Они будто забыли, как со мной разговаривать. Или, может, это я забыл, как разговаривать с ними.
Отец поднял кожух сверлильного станка.
– Это хорошо. Иметь друзей куда важнее, чем прекрасно знать историю.
В таком случае я в пролете.
Потому что мой отец, скорее всего, и есть мой лучший друг. По крайней мере, теперь, когда нет мамы. Правда, он об этом не знает. И вот что действительно странно – ну, помимо очевидного, – мы с ним не ведем глубокомысленных и откровенных разговоров о смысле жизни, попивая пиво, покуривая косячок или колеся на машине по бесконечным дорогам. Или чем там положено заниматься лучшим друзьям.
На самом деле в основном мы проводим время в гараже, обсуждая фильмы, фотографию, музыку или – любимый конек моего отца – британские ретромотоциклы. Тут надо сказать, что производить мотоциклы в Англии перестали лет эдак пятьдесят назад, поэтому все британские мотоциклы по умолчанию ретро.
Но только не для отца. Его интересуют исключительно те, которые он называет послевоенной классикой: сделанные в пятидесятые и шестидесятые годы. Мотоцикла у него нет, есть только книги. А еще журналы. И видео. И плакаты. Целая куча плакатов, весь гараж ими увешан. Раз в год отец ездит в Сан-Хосе (шесть часов на дорогу туда и обратно), где проводят большую выставку британских ретромотоциклов. И хотя мне плевать на мотоциклы, я обычно езжу с ним. Потому что так положено: мы же друзья. Только не думайте, будто это какие-то особенные путешествия, в которых мы обсуждаем смысл жизни и все такое. Ничего подобного, обычные поездки.
Отец ослабил ремни станка и переместил их на шкивах, чтобы изменить скорость сверления. На внутренней стороне кожуха была большая таблица с указаниями, какое положение ремней соответствует тому или иному числу оборотов, но отец никогда с ней не сверялся. Просто перемещал ремни, секунду смотрел на них, подтягивал и закрывал кожух. У него так всегда с любыми станками: он говорит с ними на одном языке.
Вытирая руки ветошью, отец кивнул на новый плакат на стене: девушка на мотоцикле. Ярко-желтом.
– Видел уже?
Желтый цвет – это еще одна тема наших разговоров.
Знаете, как некоторые старушки обожают фиолетовый? Вот так же мой отец сходит с ума по желтому – похоже, с самого детства. Ну, не знаю… может, у него была желтая игрушечная машинка и она запечатлелась в его памяти, как мама-утка в памяти утенка. Достоверно мне известно только то, что он обожает желтый, но исключительно основной цвет, чтобы никаких примесей. Как отец говорит: «Чистый джин, без тоника». Этот цвет трудно найти. С раннего детства я и Олли играли в игру: увидев проезжающую мимо желтую машину, мы кричали: «Папа, смотри!», а он отвечал: «Неплохо, но белизны многовато». И точно: присмотришься – и поймешь, что цвет слегка кремовый… самую капельку, но достаточно, чтобы разбавить магию идеального желтого. В итоге мы с Олли наловчились определять, действительно ли это «желтый», а если нет, то как и насколько он отличается от идеального цвета. (Зашибись какой полезный навык
