Гумус - Гаспар Кёниг
«Экоцид, – говорилось в черновике, – не ограничивается животным и растительным миром. Он с одинаковой жестокостью обрушивается на человеческую жизнь, уничтожая уникальность, разрушая спонтанное сотрудничество, подавляя всякую радость. Мы бетонируем не только землю, но и сердца. Общество высаживает людей ровными рядами, обрабатывая все вокруг глифосатом. Законы – вот наши гербициды, а рынок – наш плуг. Мы вырубаем старые деревья точно так же, как отправляем родителей в дома престарелых; мы вырываем сорняки точно так же, как бросаем в тюрьмы маргиналов; мы огораживаем земли заборами точно так же, как устанавливаем рамки металлоискателей на вокзалах и камеры видеонаблюдения на улицах; мы пичкаем поля удобрениями точно так же, как нас самих пичкают бесполезной информацией; мы сажаем кур в клетки точно так же, как вешаем бейджи на шеи сотрудников; мы привязываем молодые растения к подпоркам точно так же, как приучаем детей к дисциплине в школе. Монокультура доминирует в наших пейзажах и в наших головах. Проверка прослеживаемости товаров и проверка документов, удостоверяющих личность, – это две разновидности одной и той же страсти клеить ярлыки. Мы хотим контролировать все – и природу, и других людей, – потому что не можем контролировать себя».
Затем Артур предлагал свою этическую концепцию, связывая экоанархизм, сторонником которого он и являлся, с традиционными темами стоической философии. «Первый нравственный поступок свободного мужчины и свободной женщины заключается в том, чтобы, как учил Эпиктет, провести различие между существенным и несущественным. Довольствоваться необходимым и обходиться без всего остального. Второй нравственный поступок – сознательное и постоянное неповиновение законам. Нужно уничтожить в себе верноподданические чувства, которые выдаются за общественный договор. Третий нравственный поступок состоит в том, чтобы перевоспитать наши органы чувств и наладить общение с окружающей нас природой. Как только три этих основополагающих акта будут выполнены, все остальное произойдет само собой».
В заключение автор перечислял условия для коллективных преобразований и формулировал туманные призывы к действию. «Все вместе» и т. д. Он был вполне доволен результатом.
– Неплохо, – изрек Салим, перечитывая текст. – Но в начале надо убрать технические термины и поменьше цитировать философов, потому что иначе мы всех потеряем. И, главное, нужно быть более конкретным в конце.
Слегка ущемленный в своем авторском самолюбии, Артур отстаивал необходимость быть точным, использовать соответствующую терминологию и честно указывать источники.
– Не надо принимать людей за идиотов. Можно стать революционером, не утратив при этом теоретической основательности.
– Хорошо, – согласился Салим, – но взгляни еще раз на последнюю часть. Что мы собираемся делать «все вместе»? Уничтожать генетически модифицированные культуры? Это мы уже проходили. Нужно сломать саму систему!
Артур посчитал весомым последний аргумент и добавил финальный абзац: «Я призываю оставшихся в живых дождевых червей, всех тех, кто сохранил чистую совесть и отважную душу, всех, кто не готов отказаться от человечности внутри себя и природы вокруг себя, присоединиться к нам. Игнорируемые, униженные и раздавленные сегодня, мы станем творцами будущего завтра. По всей стране мы должны выйти из своих галерей, из своих куч листьев и нор, чтобы уничтожить машину, которая уничтожает нас. У нас осталось не так много времени. Но с нами лучший союзник и самый неопровержимый аргумент – жизнь».
– Это уже лучше! Я бы только убрал про совесть и душу. Звучит слишком по-католически. И потом…
Артур закатил глаза. Он не привык, чтобы ему читали лекции по писательскому мастерству.
– …финальная фраза должна быть более хлесткой.
Артур с раздражением напечатал: «Да – жизни, нет – смерти!».
– Сойдет?
– Отлично! Раз-раз-два, раз-раз-два.
– Что?
– Идеальная комбинация слогов для лозунга. Она придает ритм. Раз-раз-два, раз-раз-два. Да – жиз-ни, нет – смер-ти!
– И правда! Да – жизни, нет – смерти!
Салим и Артур скандировали вместе целую минуту. Двое – это уже маленькая толпа. Оба не на шутку разгорячились.
* * *
Публикация манифеста в блоге Артура вызвала мало откликов в прессе, несмотря на настойчивые попытки Салима достучаться до медиа. Текст был длинным и радикальным – две веские причины для журналистов не читать его. А затем газетчики переключились на другую сенсационную новость: министресса экологии отправилась в отпуск на частном самолете (который, по ее словам, был единственным способом «срочно добраться до Парижа»).
Зато в социальных сетях манифест разлетелся быстро. На странице блога Салим зафиксировал более пятисот тысяч просмотров за неделю. Несколько идеалистов восприняли буквально призыв Артура присоединиться к нему и отправились в Сен—Фирмин. Сначала один, потом второй, всего их набралось с десяток. Здесь были самые разные люди: бодрые пенсионеры, в молодости участвовавшие в событиях 1968 года и решившие (после стольких лет исправной госслужбы) тряхнуть стариной; офис-менеджеры, уволившиеся с работы ради личностного роста; студенты, взявшие академ и кочующие с фермы на ферму, предлагая себя в качестве волонтеров, и даже несколько откровенно асоциальных элементов в поисках крыши над головой. Сначала Артур не хотел принимать весь этот сброд, но Салим напомнил ему, что анархист, достойный называться таковым, не может прятаться за мелкобуржуазную идею частной собственности. «В конце концов, это мой дом», – ворчал Артур, которому удалось-таки договориться, что самопровозглашенные «дождевые черви» обитают в едва отапливаемых пристройках и не суются в гостиную.
Все хотели помочь ему, но в середине зимы огород нуждался в отдыхе, а для внутренних работ требовались навыки, которыми, как вскоре выяснилось, ни менеджеры, ни студенты не обладали. Некоторые уходили, но на смену им прибывали новые. Когда маршруты для прогулок и темы для разговоров иссякли, наступила скука. Оставалось только играть в карты, как солдаты в казармах, да скидываться на покупку еды – «кто сколько может». Пенсионеры 1968 года, на щедрость которых все рассчитывали, вносили все меньше и меньше, поскольку часто сливались, чтобы тайно насладиться изысканной кухней местных ресторанов.
Подозрительного вида «дождевые черви», фланирующие по Сен-Фирмину, породили среди жителей волну паники. Когда люди встречались в «Лантерне», они только и говорили, что о «неформалах с фермы». Мария подогревала недобрые предчувствия клиентов. «Я не сомневалась, что там, наверху, все плохо закончится», – объясняла она каждому. Даже Матье и Луи отдалились от Артура. Они чувствовали, что их обманул этот парижанин, который притворялся таким же, как они, а в итоге сделал то, чего они никогда бы себе не позволили, – поднял шум.
Один случай окончательно настроил сен-фирминцев против Артура. Как-то утром Жобар обнаружил, что стены его фермы испещрены зарифмованными надписями «Жобар – зашквар», «Злодей полей» и «Пестицид = экоцид». Эта хулиганская выходка отвратила даже тех, кто сочувствовал Артуру, и сплотила обитателей деревни против чужаков. Перед лицом внешней угрозы здесь было принято забыть соседские ссоры и держаться вместе. Жобар не стал сообщать
