Гумус - Гаспар Кёниг
В полдень информационное агентство France-Presse доложило: «Впервые в экоциде обвиняется физическое лицо». Час спустя многие центральные газеты поместили новость на своих сайтах, более или менее скопировав текст. Салим примчался на ферму.
– Поднялась настоящая шумиха! – кричал он.
Он ждал этого момента всю жизнь. Заняв комнату на нижнем этаже под кризисный штаб, он открыл свой древний ноутбук, тарахтевший, как стиральная машина, и объявил о начале боевых действий. В своем профиле Салим переименовал себя в пресс-секретаря Артура, отметил всех журналистов, следящих за историей, и сумел заработать несколько ретвитов. Все предыдущие публикации он предусмотрительно удалил.
– Не надо отвлекать людей от сути, – объяснил он Артуру. – Мы расширим дискуссию, когда придет время.
В телефоне Артура стали высвечиваться имена его старых парижских друзей и бывших однокурсников. Их поздравления звучали более замысловато и более иронично. Артур превратился в «Че Гевару червей» и в «Нормандского Давида». Он словно вновь родился на свет, удостоенный милости СМИ. Появившись в ленте новостей газеты Le Monde, его радикализм обрел законную силу. Не хватало только сообщения от Кевина. Артур ждал его, хотя и не признавался в этом самому себе, а получив, ни за что бы не ответил – из принципа. Но ничего не приходило. Артур был знаменит уже несколько часов, но все так же одинок, как и прежде.
Ближе к вечеру Жобар завел трактор и сделал вид, что приступил к зимней пахоте, хотя время для этого еще не наступило. Он хотел доказать Артуру, всему миру и, несомненно, самому себе, что ничего не изменилось и никогда не изменится. Артур сделал несколько фотографий. Густое облако пыли позади трактора уже свидетельствовало о преступлении. Потому что живая земля не рассыпается в прах под плужным ножом.
Журналист из Le Point, который оказался сообразительнее остальных, выведал, чьим сыном является Артур, и отправился узнать, что думает на этот счет великий защитник фундаментальных прав и свобод. «Это исключительно благородное начинание, – заявил тот. – Увы, с юридической точки зрения шансов выиграть дело нет». Цитата тут же появилась в интернете, обрастая выдуманными подробностями. Одна из самых популярных версий представляла Артура как ультралевого исследователя, взявшего академический отпуск с целью сначала дискредитировать сложившиеся формы сельского хозяйства, а затем национализировать фермерские земли.
В последующие несколько недель Артур и Салим занялись созданием своего сообщества, членов которого, естественно, окрестили «дождевыми червями». Теперь, когда яблочный сезон закончился, Салим целыми днями торчал у Артура и уезжал к родителям только чтобы переночевать. С утра до вечера он сидел у экрана, вставая только когда требовалось подбросить дрова в камин. Он методично отвечал на тысячи сообщений, поступающих через контактную форму в блоге Артура, и сколачивал региональные ячейки. Он выявлял наиболее мотивированных сторонников и обзванивал их лично. Перегруппировки в лоне существующих политических партий позволили ему привлечь людей доброй воли отовсюду. Он также поддерживал связь с целым рядом общественных лидеров, которые пытались переманить Артура к себе. Салим выслушивал их всех, но никому ничего не обещал.
Артур со своей стороны пополнял блог публикациями политического характера и почти ежедневно принимал приглашения на интервью. Его ответы журналистам были неизменны: экоцид, дождевые черви, справедливость. Он в точности следовал совету Салима: «Не старайся показаться умным. Сфокусируйся на послании. Повторяй, повторяй, повторяй».
Его портрет даже попал на последнюю полосу Libé под заголовком «За червей и против всех». Газета прислала на ферму фотографа – «знаменитого», как говорилось в письме. Артур и Салим поставили жесткие условия. Фотографию нужно сделать на фоне оскверненного Жобаром поля. По возможности в плохую погоду. И никаких улыбочек. Они не хотели, чтобы Артур напоминал счастливого сельского неоромантика. Им нужно было что-то более жесткое, мрачное, конфронтационное.
Прибывший в Сен-Фирмин фотограф имел потерянный вид. Его ботинки Dr. Martens не годились для деревенской грязи, а пиджак в белую полоску – для моросящей нормандской погоды. Фотограф начал с горькой жалобы на то, что его не смогла сопровождать ассистентка: газета согласилась оплатить один билет в обе стороны, но не два.
– Журналистика находится в глубоком кризисе, – бормотал знаменитый фотограф, пытаясь установить отражатели, то и дело опрокидываемые ветром.
Настроенные недружелюбно Артур и Салим наблюдали за ним, не говоря ни слова.
– Мы торопимся, – наконец заявил Салим.
Знаменитый фотограф, ругаясь, бросил возню с отражателями.
– В конце концов, если вы хотите выглядеть плохо, это ваше дело.
Именно таково и было их намерение. Продемонстрировать неприглядную физиономию Артура всем этим бобо, этим почитывающим Libé борцам за экологию, которые и носа не высовывают из своих городских квартир. Показать им, насколько они лицемерны.
– Парни, которые любят дождевых червей, – продолжал знаменитый фотограф, – довольно своеобразные. Год или два назад я делал похожий снимок.
Артур нахмурился.
– Да, точно такой же недобрый взгляд, но доведенный до предела.
Знаменитый фотограф недолго настаивал. Он весь дрожал от холода; дождь капал с его жирных волос. Сделав несколько фотографий, он отправился в обратный путь, безуспешно пытаясь обойти лужи. Его ботинки издавали чавкающий звук.
– В следующий раз он наденет резиновые сапоги, – рассмеялся Салим.
Этот неудачный портрет, который за неимением других изображений Артура и стал активно тиражироваться, создал тот образ, который до сих пор ему не удавался: образ разъяренного крестьянина.
Подбадриваемый Салимом, Артур набросал манифест объемом около десяти страниц, в котором мастерски соединил тему почвы с темой социально-политического угнетения. Описав с точностью ученого трагедию исчезновения дождевых червей и рассказав об административном насилии, которому подвергся, Артур перешел на более высокий уровень обобщения. Отказавшись сводить экологию к простому подсчету выбросов углекислого газа, он осудил господство человека над экосистемами, ведь оно разрушает то сложное равновесие, которое было достигнуто за десятки миллионов лет естественной эволюции, начиная как минимум с последнего массового вымирания в меловом периоде. Он также осуждал господство человека над человеком, но избегал неомарксистских банальностей об эксплуатации одних другими. Истина заключалась в том, что все друг друга эксплуатируют – независимо от расы, пола или
