Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич
– Боже! Пирог! – воскликнула я.
Мы побежали на кухню, тоже всю задымленную. Шимон открыл окна, и дым рассеялся. Я заглянула в духовку и увидела обугленные остатки того, что когда-то было фруктовым пирогом. Самым простым из всех.
Не обращая внимания на выедавший глаза дым, я вытащила противень из духовки и поставила его на печку-вестфальку.
Потом вышла на крыльцо, села на ступеньки и заплакала. Этот сгоревший пирог заставил пролиться те слезы, которые все еще оставались во мне. Слишком много их было.
Шимон сел рядом, обнял меня, а я плакала, прижавшись к нему. У меня было ощущение, что я оплакиваю все трагедии и неудачи своей жизни. Я плакала от тоски по ребенку, которого потеряла, по Стефании, плакала оттого, что из-за собственной наивности доверилась Мареку. Слезы капали, когда я думала о Хенрике, который сгорел в этом доме, о беременной Анне, которая осталась совсем одна.
Шимон обнимал меня и качал, как маленького ребенка.
У меня было странное чувство, что этот плач помог мне очиститься от мрачных мыслей, воспоминаний. Засыпая в тот день, я чувствовала, что какой-то этап моей жизни определенно закончился. Я могла бы начать жить по-новому. Когда кто-то уходит из вашей жизни – а это обязательно происходит, – важно извлечь из этого ухода какой-то урок. Я извлекла.
Утром меня разбудило пение птиц. Я встала, зашла на кухню, прибралась, неудавшуюся почерневшую выпечку отправила в мусорное ведро. Принесла свой ноутбук на кухню и снова вывела на монитор рецепт пирога: «Мгновенный фруктовый пирог на постном масле».
Я еще раз прочла, что это самое простое блюдо в мире. Вздохнула и снова бросила все ингредиенты в миску. Через некоторое время пирог сидел в духовке. Я поставила будильник на телефоне и пошла в ванную.
Через час пирог уже стоял на моем столе, припорошенный сахарной пудрой. Весь дом пах ванилью. Я улыбнулась. Если уж я испекла такой пирог, то это верный знак того, что в жизни все возможно.
41
Из некролога в газете:
Всем, кто проявил сочувствие и принял участие в проводах на место вечного упокоения дорогих нам останков светлой памяти Хенрика Дворака, от всего сердца Божьего благословения желают вдова Хенрика Дворака и семья Ржепецких.
* * *
Руда Пабьяницкая, тридцатые годы
– Пожар у Двораков! – воскликнул он с порога, ведя за руку Анну.
– О, Матерь Божья! – Янина встала в дверях в одной ночной рубашке. – Как это произошло?
– Не знаю. – Куба не смотрел матери в глаза. – Огонь у них в камине горел. На это дело и нужен-то всего момент. Я как раз возвращался и заметил огонь. А потом Анну в окне. И вытащил ее оттуда.
– Сынок, у тебя рука обожжена. – Янина вздохнула и повернулась к Анне. – Садись сюда, деточка, я Якубу только руку перевяжу, а потом позабочусь о тебе. Очень больно, Кубусь?
– Мама, – вздохнул Куба, – это ничего по сравнению с тем, что там произошло. Пан Дворак мертв. Анна осталась совсем одна.
Янина замерла.
– Мы позаботимся о ней, – сказала она. – Она не может оставаться одна в такой момент.
* * *
Янина Ржепецкая гордилась сыном. Впервые в жизни она гордилась им. Она не ожидала, что когда-нибудь испытает это чувство. Она перевязала его обожженную руку. Настрадался бедный мальчик!
– Еще поболит немножко, – сказала она, поглаживая его по щеке. – Может, даже несколько дней.
Куба ничего не ответил. Его мать никогда раньше не была такой нежной к нему.
– Ты герой, сынок. – Она прижала его к себе. – Настоящий герой.
Куба тоже обнял мать. Краем глаза он видел только Анну и ее большие глаза, смотрящие в никуда.
* * *
Янине показалось, что Анна мертва. Нет, она, конечно, дышала, спала, иногда даже ела, но очень мало. И никакого контакта установить с ней не удавалось.
– Ешь, дорогая. Ты должна есть. Ради ребенка. – Янина сама совала ложку ей в рот. – Ему это очень нужно. Для него ты должна быть сильной.
Анна не хотела быть сильной. Анна хотела умереть, исчезнуть из этого мира, чтобы как можно скорее встретиться с Хенриком и, наконец, почувствовать себя снова в безопасности. Она жила в своем собственном мире, ничего не говорила, и создавалось впечатление, будто она не слышит обращенных к ней слов.
Ее под руки отвели на похороны. Но и там она не проронила ни слезинки.
– И это называется любовь, – фыркнула Мюллерова. – Даже не плачет по мужу, – и недоуменно пожала плечами.
– Видно, это была любовь к имуществу, – подтвердила ее дочь. Та самая, которой Анна совсем недавно сшила красивое свадебное платье с оборками.
Анна стояла рядом и ничего не отвечала. Когда гроб опустили в яму, она подошла к самому краю могилы. Она выглядела так, будто собиралась туда прыгнуть. Это успел заметить Куба. Он схватил ее, прежде чем ей удалось сделать шаг.
Он поднял с земли горсть песка и вложил в ее руку. Анна отрешенно, механически кинула землю в яму. Отвернулась от могилы и, не говоря ни слова, ушла.
– Даже молитвы над гробом не прочла, – сказал кто-то в толпе.
– Вечный покой дай ему, Господи… – затянул кто-то другой.
Склонив голову, Анна шла по дороге в сторону дома на Жеромского. Создавалось впечатление, что она отсутствовала в этом мире. Она потеряла всю упругость своих шагов. Распахнутое, уже не застегивающееся на ее большом животе пальто сползало с плеч. Она не обращала на это внимания. Шла медленно, не замечая осенние лужи.
Куба перекрестился, поклонился в сторону могилы и побежал за девушкой.
– Анна! – кричал он. – Анна!
Та не оборачивалась.
– Анна! – Он догнал ее, обнял. – Мы возвращаемся. Мы возвращаемся домой, – сказал он.
– Да, – улыбнулась она, – я возвращаюсь домой.
– Анна, там, куда ты идешь, больше нет твоего дома.
Она удивленно посмотрела на него. Ничего не ответила. Куба взял ее за руку и повел в другую сторону.
* * *
– Как она себя чувствует? – спросила Янина, вернувшись с похорон.
– Без изменений, – сказал Куба.
– Все винит себя в пожаре? – вздохнула Янина.
– Да, – подтвердил Куба.
– Напрасно, – покачала она головой.
– Напрасно, – повторил Куба.
Интуиция матери не подвела:
– Сынок, ты знаешь, кто это сделал?
Якуб молчал. Он так поник головой, что прижался щекой к подлокотнику кресла и спрятал глаза.
– Куба, это был несчастный случай? – еще раз спросила мать. Она мечтала, чтобы он подтвердил, что пожар у Двораков – несчастный случай, что он был там совершенно случайно, что героически спас Анну от смерти в огне.
Но ее сын продолжал молчать.
Янина
