Почтальонша - Франческа Джанноне
Анна и Антонио тотчас вскочили на ноги.
Карло посмотрел на них с самым подавленным выражением. Прежде они никогда не видели его таким. Потом он шагнул вперед и, не говоря ни слова, развел руки и обнял их. Обоих сразу.
* * *
В начале мая Анна достала из сундука летние вещи – свои и Карло. Затем освободила шкафы от зимней одежды и убрала ее в сундук. Наконец, собрала все легкие пиджаки Карло, брюки из тонкого хлопка, рубашки и сложила в объемную сумку.
Она заглянула в спальню, чтобы убедиться, что Карло спит. Услышав его храп, прикрыла дверь и начала спускаться по лестнице.
– Я иду к портнихе. Побудешь с папой?
Роберто оторвался от потрепанного издания «Ромео и Джульетты». Его выбрали на роль Ромео в школьном спектакле в конце учебного года, поэтому, закончив с уроками, он каждый день часами заучивал свои реплики. Иногда он поднимался в родительскую спальню, ложился рядом с Карло, чтобы составить ему компанию, и читал вслух свою роль.
– Да, конечно, не волнуйся, – ответил он.
Закинув сумку на плечо, Анна направилась в сторону ателье.
Когда Кармела открыла дверь, женщины несколько секунд просто смотрели друг на друга. По взгляду, полному жалости, которым окинула ее Кармела, Анна поняла, что та уже все знает. Как обычно, в городке было невозможно что-либо утаить, и то, что Карло взял отпуск от своих обязанностей мэра и работы на винодельне, лишь подтверждало слухи.
– Заходи, – пригласила ее Кармела.
Анна положила сумку на стол, а затем спокойным голосом объяснила, что принесла одежду Карло, чтобы ушить. Теперь ему все велико как минимум на два размера, уточнила она.
Кармела открыла сумку и принялась аккуратно, по одной, доставать вещи, раскладывая их на столе. Анна заранее прикрепила булавки там, где требовалось заузить или укоротить.
– Я понимаю, что работы много, – сказала Анна. – Но, прошу тебя, сделай это как можно скорее. Я заплачу вдвойне, если нужно.
Кармела покачала головой.
– Видишь? В такие моменты и становится ясно, что ты была и останешься чужачкой.
– Почему? Что я такого сказала? – нахмурилась Анна.
Кармела посмотрела ей прямо в глаза.
– В наших краях, когда кто-то из своих болен, никому и в голову не придет брать или предлагать за помощь деньги, – строго ответила она. – Приходи через пять дней, все будет готово, – добавила она, провожая Анну.
Кармела с досадой захлопнула дверь и вернулась за стол. Надела очки и хотела продолжить начатую работу, но вдруг застыла. Она перевела взгляд на одежду Карло и долго смотрела на нее. Вытащила из стопки голубую рубашку с перламутровыми пуговицами. Она была на Карло в тот день, когда он снова появился на ее пороге со словами: «Я не вовремя?» А она, дура, впустила его.
Кармела поднесла рубашку к лицу и, закрыв глаза, вдохнула ее запах: аромат Карло, эту смесь пряного табака и ментолового лосьона после бритья, она узнала бы из тысячи.
22
Июнь 1949 года
– Меня укроет ночь своим плащом. Но коль не любишь – пусть меня увидят. Мне легче жизнь от их вражды окончить, чем смерть отсрочить без твоей любви[37].
Роберто, стоя на верхней ступеньке деревянной стремянки, повторял свои реплики, а Карло, укутавшись клетчатым пледом, сидел в кресле и старательно следил за текстом пьесы. После курса радиотерапии он полностью облысел.
– Все верно, да? – спросил Роберто.
– Да, да, – слабым голосом подтвердил Карло. – Если ошибешься, я тебя поправлю. – Его слова прервал приступ кашля.
– Ты устал. Давай передохнем, – предложил Роберто, спрыгивая со стремянки.
– Да, буквально минутку, – согласился Карло, откладывая книгу на столик.
Роберто подошел и сел на ковер у ног отца, положив голову ему на колени.
– Пап, можно тебя кое о чем спросить?
– Спрашивай.
– О чем ты подумал, когда впервые встретил маму? Как ты понял, что влюбился?
Карло ненадолго задумался.
– Наверное, я почувствовал… что я дома. И могу открыться, зная, что другой человек поймет меня, примет и никогда не обернет против меня то, что узнал. Улавливаешь, о чем я?
Роберто кивнул.
– Кажется, да…
– А почему ты спрашиваешь? Тебе кто-то нравится?
– Безумно нравится, пап, – вздохнул он. – Только не знаю, нравлюсь ли ей я.
Карло улыбнулся.
– И как ее зовут?
– Мария. Ее зовут Мария. Она играет Джульетту.
Карло рассмеялся и закашлялся одновременно.
– Что ж, тогда это судьба. Но обещаю, мы с мамой мешать не будем, – пошутил он.
– Пап… – повторил Роберто после нескольких секунд молчания.
– Что?
– Кажется, я влюбился. Рядом с ней я тоже чувствую себя как дома.
* * *
Карло больше не выходил из дома. Доктор Кало сказал четко и ясно: абсолютный покой, никаких нагрузок, нужно беречь и без того истощенный организм. Он говорил с беспощадной честностью: опухоль распространилась непредсказуемым образом.
– Сколько мне осталось? – спросил Карло после очередного осмотра.
Лицо врача помрачнело, он сцепил руки на столе.
– Не могу сказать. Продолжайте лечение, – только и ответил он.
Все эти недели Анна не отходила от мужа ни на минуту. Впервые за четырнадцать лет она взяла отпуск на работе, чтобы побыть с ним.
– Врачи тоже ошибаются. Они же люди, черт возьми, – твердила она. – Ты поправишься, я знаю.
Анна отказывалась даже допускать мысль, что Карло может не справиться. Она верила: его жажда жизни победит болезнь. Сколько раз ему хотелось сказать, что это не та поддержка, которая ему нужна! Он не хотел тешить себя напрасными надеждами, закрывать глаза на реальность, гоняясь за миражом. Было бы в тысячу раз хуже уверовать, будто он сможет прожить дольше отпущенного… Тогда прощание стало бы и вовсе невыносимым, душераздирающим.
Ему хотелось сказать: «Тише, хватит, перестань говорить обо всем, что мы еще должны успеть вместе, перестань говорить о будущем. Мне же больно, неужели ты не понимаешь, как мне больно?»
И все же Карло не находил в себе сил оборвать ее, признаться, что творится у него на душе. Сердце сжималось при мысли, что Анна тоже по-своему пытается уберечь себя от горя, отложить его на потом. А он продолжал кашлять кровью, задыхался, чувствовал непомерную тяжесть в груди. Карло сам видел – болезнь не отступает. И Анна это видела…
Однажды он попросил ее пригласить нотариуса.
Анна помрачнела и скрестила руки на груди.
– Ты ведешь себя так, будто и правда умираешь. Прекрати! – бросила она.
Карло попытался сесть на кровати, но безуспешно.
– Прошу тебя, Анна, сделай как я прошу, – взмолился он. В груди у него клокотало.
В итоге Антонио пришлось самому идти за нотариусом – подтянутым коротышкой с черным кожаным портфелем в руке и свежевыбритым лицом – судя по небольшому порезу на левой щеке.
Анна едва поздоровалась, впуская их. Потом ушла на кухню и хлопнула дверью.
– Прошу прощения, – смущенно произнес Антонио и проводил нотариуса вверх по лестнице в спальню.
Карло сообщил нотариусу, что брат будет присутствовать при составлении завещания. Антонио запер дверь на ключ, сел на стул, закинул ногу на ногу и сцепил руки на колене. Пожалуй, это был самый тяжелый момент в его жизни, но он обещал себе держаться стойко, быть скалой, за которую Карло мог бы ухватиться, и ничем не выдавал
