Почтальонша - Франческа Джанноне
– Здесь жили мои бабушка с дедушкой, – объяснил ему парень примерно его возраста. – Мне он пока не нужен: у меня уже есть жилье.
Так что в итоге они договорились, по крайней мере пока, о фиксированной годовой арендной плате.
В те дни, когда Томмазо задерживался в офисе, Лоренца тайком ускользала и садилась в автобус до Лечче. Несмотря на то, что беременность отнимала у нее силы, она стремилась помогать Даниэле, быть причастной к его мечте с самых первых моментов: помыла полы и окна, натерла до блеска двери. А когда он, одолжив у одного из друзей грузовичок, привез туда свой «Зингер», ткани и все рабочие инструменты, Лоренца взяла на себя обустройство ателье.
– А где же коробка с альбомами? – спросила она, сортируя рулоны ткани по цветам.
– Нету ее больше, – ответил Даниэле. И рассказал о ссоре с матерью, об эскизах, которые та у него подло украла, и о том, каким обманутым он себя чувствовал. – Я смирился. Она никогда не изменится, – печально добавил он и тряхнул головой. – Но я больше не хочу об этом думать. Создам новую коллекцию, еще более современную. Одежду, которую могла бы носить даже нью-йоркская модница.
Лоренца кивнула с сочувствием.
– Это чудесная цель. Уверена, все просто ахнут, – с несколько преувеличенным энтузиазмом подбодрила она.
На самом деле ей было немного стыдно: она поняла, что в тот вечер, на дне рождения дяди Карло, не ошиблась, заметив на Кармеле один из нарядов Даниэле. Но тогда она тут же отогнала эту мысль, не став в нее вникать. А возможно, стоило бы, подумала она. Надо было сразу подойти к Кармеле и потребовать объяснений.
Но какой теперь смысл вспоминать об этом? И главное, рассказывать об этом Даниэле спустя столько времени, да еще сейчас, когда они снова вместе? Никакого. Поэтому она решила промолчать.
– Не хватает еще стола, зеркала, диванов, вешалки… – оглядевшись, сказал Даниэле.
– И вывески, – добавила Лоренца. – Я хотела бы подарить ее тебе. Для меня это важно.
Он улыбнулся ей.
– Спасибо, ты прелесть.
Лоренца шагнула к нему, и он погладил ее по голове, а затем по животу.
– Знаешь, чего бы я хотела больше всего? – прошептала она. – Чтобы этот ребенок был твоим.
Даниэле крепко обнял ее и, наклонившись к самому уху, произнес:
– Я бы тоже этого хотел.
* * *
Джада родилась дома 18 апреля, после четырнадцати часов схваток, а за дверью ждала вся семья… за исключением Агаты, которая все это время оставалась рядом с дочерью, держа ее за руку, пока акушерка командовала тужиться. Томмазо то садился, то вскакивал, не в силах усидеть на месте; Антонио клал руку ему на плечо и твердил: «Все будет хорошо, вот увидишь. Лучше поешь чего-нибудь». Анна и Джованна на кухне готовили фризеллы с помидорами и орегано и заодно выполняли просьбы акушерки, которой были нужны чистые полотенца и кипяток. В какой-то момент пришел и Карло, но пробыл лишь несколько минут.
– Мне нужно прилечь, – виновато сказал он. У него был усталый вид и круги под глазами.
Роберто проводил его до дома, поддерживая под руку.
– Девочка! – воскликнул Томмазо со счастливыми слезами на глазах. – Я так надеялся, что будет дочка. Моя маленькая принцесса, – прошептал он, касаясь ее крошечных ручек.
Обессиленная Лоренца уснула. Агата выпроводила всех из комнаты, осторожно уложила малышку в колыбель, задернула шторы и присела у кровати. Время от времени она промокала платком влажный от пота лоб Лоренцы и смачивала ей губы водой или, стараясь не шуметь, вставала, чтобы взглянуть на кроху. Когда Джада проснулась и захныкала от голода, Агата взяла ее на руки и немного покачала.
– Бабушкина радость, – прошептала она с улыбкой. Приоткрыла занавески и склонилась над Лоренцой. – Малышке пора кушать.
Лоренца недовольно поморщилась.
– Мне нужно поспать, – пробурчала она, не открывая глаз.
– Покормишь и спи себе, – сказала Агата.
Ворча, Лоренца села в постели, и Агата передала ей дочку.
Первое кормление оказалось пыткой.
– Ой, больно! – причитала Лоренца, скривившись.
– Потерпи, в первый раз всегда так, потом будет легче, – успокаивала ее Агата, усевшись рядышком на кровати.
– Но мне же больно, – жаловалась Лоренца, отстраняя малышку.
В последующие дни стало только хуже. Джада плакала днем и ночью. Лоренца в отчаянии брала ее на руки и энергично трясла, пытаясь укачать, но малышка лишь еще сильнее голосила.
– Я не знаю, как ее успокоить. Она сводит меня с ума, – повторяла она Томмазо, едва сдерживая слезы.
Он поднимался с постели и говорил:
– Дай ее мне, попробую утихомирить.
– Как ты ее утихомиришь? – огрызалась Лоренца и снова принималась яростно укачивать дочь.
– Дай хоть попробовать, – невозмутимо повторял он.
И каждый раз, стоило Томмазо взять Джаду на руки, малышка тут же переставала плакать.
– Слава Богу, – вздыхала Лоренца.
– Так дело не пойдет, доченька, – укоряла ее Агата, приходя каждое утро спозаранку, чтобы подменить Томмазо. – Дети всё чувствуют… чувствуют, что у тебя внутри. А у тебя там сейчас один яд.
Лоренца в последний раз виделась с Даниэле накануне родов. Ей казалось, что она сходит с ума. Глядя на дочь, она не ощущала ни грамма любви или нежности; были только боль от каждого кормления, бессонные ночи, бесконечная усталость и пронзительный плач, от которого хотелось сбежать.
Кому она могла рассказать, что на самом деле чувствует? Никто бы не понял, все возмутились бы, сочли ее безумной, сказали бы, что у нее не все дома.
Анна навещала ее каждый день после работы. Гладила Джаду по личику, убирала со лба прядки волос и садилась рядом с Лоренцой.
– У тебя нездоровый вид, ma petite, – сказала она как-то раз.
– Спасибо, сама знаю, – резко ответила Лоренца.
– Хочешь поговорить?
– О чем? Как видишь, в последнее время мне нечего рассказывать, – съязвила она.
Анна медленно повернулась к колыбели и посмотрела на мирно спящую малышку.
– Ну, мне так не кажется…
– Если честно, тетя, я все испортила.
– У тебя чудесная здоровая девочка. Не думаю, что ты «все испортила».
Лоренца досадливо поморщилась.
– Я… – начала было она, но осеклась.
– Ты – что? Пожалуйста, продолжай, – подбодрила ее Анна.
Лоренца вздохнула, поднялась с кровати и подошла к окну. Потом сказала не оборачиваясь:
– У меня не получается ее полюбить… Я смотрю на нее и ничего не чувствую. А иногда… – Она замолчала. – Иногда мне хочется, чтобы ее не было. Тогда я была бы свободна.
По щеке Лоренцы скатилась слеза.
Анна хотела встать со стула и подойти к ней, но что-то ее удержало.
Лоренца вытерла лицо ладонью и повернулась к Анне.
– Почему ты молчишь? Знаю, ты думаешь, что я чудовище.
Анна смотрела на нее с болью. Куда подевалась та веселая, полная жизни девочка, которая бежала ей навстречу, всегда такая жизнерадостная, добрая и ласковая?
– Ничего такого я не думаю… – ответила она тихо. – Я вспоминаю тебя ребенком…
– Я больше не ребенок, – перебила ее Лоренца.
– Да, я знаю.
Лоренца
