Индекс Франка - Иван Панкратов
Единственный пунктик, преодолённый психологом — это победа над навязчивой жаждой мести. Лариса неоднократно высказывала подобную мысль, и Платонова не радовала перспектива однажды принять звонок от неизвестного дежурного следователя по поводу задержания его жены в связи с убийством Русенцовой. Поэтому он в один из совместных визитов на сеанс нашёл возможность сообщить о крамольных помыслах Ларисы психологу. Тот его поблагодарил и проработал этот момент. Лариса стала поспокойнее, встреч с Верой Михайловной более не искала, но на их с Виктором отношениях это никак не отразилось.
Любимая тактика ведения семейных бесед у Ларисы «Если бы ты тогда не уехал…» была отработана ей до идеала. Она вдохнула в неё своеобразную логику и смысл, насытила подробностями, временами излагала немногочисленным подругам (а иногда и маме Виктора, отчего отношения со свекровью, и без того натянутые, в итоге просто прекратились). Эта, казалось бы, мертворождённая версия прошлых событий настолько прочно вошла в жизнь Ларисы, что она сама уже и не видела никаких других вариантов. Хуже всего оказалось то, что и Виктор постепенно начал в это верить.
Верить, что они могли бы избежать этого ужаса, если бы он оказался рядом. Если бы не был хирургом, не был военным, не исполнял приказы, не уезжал бы в командировки. И это чувство постепенно овладевало им, заполняя мозг и сердце. Он подчинялся ему, склонялся перед ним, вознося себя на алтарь вины — и одновременно с этим каждое упоминание имени Платонова в связи с гибелью дочери безжалостно вырывало очередную страницу из книги их с Ларисой возможного будущего.
И так могло, наверное, продолжаться долго. Но однажды на дежурстве он выпил лишнего и зачем-то рассказал об этой ситуации операционной сестре. Ира Потанина поставила на стол начальника отделения полупустой фужер с шампанским, наклонилась вперёд, демонстрируя в глубокое декольте хирургического костюма свои немалые достоинства, пристально посмотрела в глаза доктору и сказала:
— Виктор Сергеевич, поверьте опытной женщине — это неправда.
И поцеловала ошалевшего от её наглости Платонова в шею. А чуть позже делами доказала ему, что женщина она и вправду опытная…
— …Как говорили наши отцы-командиры? — вспоминая те дни, вслух спросил сам себя Виктор. — «Если солдату сорок раз сказать, что он свинья, на сорок первый он захрюкает».
Потому что если ты и так уже в глазах близкого человека виноват во всех смертных грехах, если тебе уже давно вынесен приговор — то, возможно, имеет смысл соответствовать?..
Лариса, конечно, почувствовала. Причём максимально быстро. Когда к женщине пропадает интерес — она замечает это так, как опытный шпион обнаруживает слежку. По каким-то ей одной понятным признакам, следам, приметам. А Платонов особо и не старался скрыть своё хорошее настроение, которое приносил домой с дежурств. Ира словно расколола у него в сердце кусок льда, старательно замороженный там Ларисой. Потанина оказалась женщиной умной, внимательной, чертовски рациональной. Как он сам потом думал, вспоминая их отношения — именно такие дамы и показывают чужим мужьям, чего они лишены. Платонов помнил, что у него даже походка тогда изменилась; он стал больше шутить, читать; заметил, что жизнь полна красок, что небо голубое, а трава зелёная…
Собственно, именно в тот момент у Ларисы окончательно включилась программа всепоглощающей ревности, тотальной слежки и параноидального недоверия. Можно сказать, что Виктор запустил её — своими руками. Но не стоит забывать, что он тоже был продуктом в длинной технологической цепочке. И начиналась эта цепочка от Веры Михайловны Русенцовой.
Сам Платонов так себе говорил, когда хотел найти, с чего же всё началось. Но он понимал, что, доведись ему снова оказаться в ординаторской с Ирой Потаниной и открытой бутылкой шампанского, он бы, наверное, сейчас рассказал бы ей всю историю с самого начала. С того момента, как пришёл в себя на грязном питерском асфальте под бампером «Лексуса», как сказал: «Покажите мне город…» вместо того, чтобы отправить Ларису к чёртовой матери учить правила дорожного движения.
И он видел, как Ира, выслушав его исповедь, наклоняется к нему, прижимаясь большой красивой грудью к плечу, и тихо шепчет:
— А вот это — правда, Виктор Сергеевич…
13
Лариса сама выбрала это кафе. В центре, недешёвое, с хорошим видом из окна. Увидела его в дверях и махнула рукой. Платонов остановился в метре от столика, не торопясь присаживаться. Лариса удивлённо приподняла брови, видя его нерешительность — но Виктор молча смотрел на неё, испытывая очень странное ощущение.
Когда-то они были вместе. Одной семьёй. Со всеми плюсами и минусами. А теперь их несколько лет ничто больше не объединяет. Их — как мужчину и женщину. Не отца и мать уже взрослой Светланы — от этой роли Платонов никогда в жизни бы не смог отказаться, — а как союз двух любящих когда-то друг друга сердец. Хотя вот в «любящих» Виктор с некоторых пор сильно сомневался; или нужно было просто признать, что «когда-то» было настолько давно, что всё уже необратимо и бесследно исчезло…
— Ты хотел меня видеть? — смешно надула губы Лариса. — Сам позвонил, сам попросил… Такого пару лет точно не было.
Виктор вышел из ступора, присел на диванчик напротив, положил рядом с собой телефон, перевернув его экраном вниз, чтобы не отвлекаться. Потом опустил руку на квадратную салфетку из деревянных палочек, напоминающую маленькую циновку, зачем-то погладил её пару раз, поднял глаза на Ларису.
— Хочу кое-что у тебя узнать, — медленно ответил Платонов. — Я думаю, ты догадываешься, что именно.
Лариса встряхнула волосами и внезапно спросила:
— Как я выгляжу? Тебе нравится?
Платонов не удивился этому вопросу; скорее, он его ждал, просто не так быстро. Пожал в ответ плечами, слегка приподнялся, чтобы посмотреть получше, оценил блузку, брюки. Отметил, что колец на пальцах стало гораздо больше.
— Ну… — протянул он. — Дорого, наверное.
— Представляешь, да! — Лариса рассмеялась. — Хочу, чтобы ты понимал — с твоим уходом моя жизнь стала только лучше. Наконец-то я освободилась от этого ужаса, от твоих бесконечных измен.
Глаза её сверкнули, она под столом закинула ногу на ногу, совершенно не заметив, как ударила носком туфли Виктора. Он немного поморщился, но не подал виду.
— Ты думал, что сломаешь меня? — Лариса прищурилась и гневно задышала. — Думал, я в окно выйду? Или на машине въеду куда-нибудь?
Платонов осознавал, на что шёл, организуя эту встречу. Он попытался взять беседу в свои руки:
— Я не об этом хочу поговорить…
— А поговоришь именно об этом! Хотя бы для начала! Из уважения, так сказать, — окончательно вспыхнула Лариса, не давая ему перехватить инициативу. — О том, как ты ушёл, а я ползала по полу в депрессии, хотела покончить с собой, а ты, скотина, по своим бабам… Ты вообще думал, как мне жить дальше? С ребёнком, без какой-либо работы? Три месяца депрессии, Платонов! Три месяца! Они даром не прошли. На посту коммерческого директора нужен человек при памяти, а не в слезах и соплях, так что меня долго с моим горем терпеть не стали. Хорошо, хоть денег дали при увольнении. Я же чем только не занималась, Платонов, чтобы выжить! Разве что в эскорт не пошла, хотя уверена, что конкуренцию там составила бы ого-го! Я и на рынке рыбой торговала, Витенька, за это тебе особая благодарность — воняла за километр так, что домой страшно было возвращаться, никакой душ не отмывал. Потом старые свои связи пыталась поднять, чтоб на «Скорую» хотя бы администратором пролезть, ведь сертификат медсестры к тому времени уже десять раз закончился. Да вот только главврач, когда со мной разговаривал, слишком откровенно не в диплом мой смотрел, а… Так что я эту затею оставила. В пару ресторанов сунулась, но после сорока лет проще в космос полететь, чем официанткой устроиться. Тогда попыталась бизнес свой открыть. Ничего особенного, «купи-продай», схема стандартная — и вроде что-то получаться стало, уже и масло на хлеб можно было намазать…
Платонов попробовал выключить звук в своей голове — он начал
