Индекс Франка - Иван Панкратов
— Всё нормально будет, — произнёс он чужим хриплым голосом. — Ты только держись.
Кравец молчала, чем приводила Платонова в состояние ступора. Если он и хотел что-то добавить к своей краткой и не очень ободряющей речи, то постепенно это желание улетучилось.
— Я видела, — вдруг услышал он слабый голос Полины, — как утром из того клинитрона…
Она головой сделала жест, указывающий туда, где ещё несколько часов назад лежал Потехин.
— Да, — тоже почти прошептал Виктор. — Всё верно видела.
Он прекрасно понимал, что чувствуют в реанимации остающиеся в живых пациенты, когда рядом с ними из противоожоговых кроватей достают умерших. Достают, перекладывают на каталку, укутывают в простыню, как в саван, предварительно привязав бирку к большому пальцу ноги и подвязав челюсть. Далеко не всегда обстановка в реанимации позволяла притащить ширму, чтобы хоть частично прикрыть эту печальную процедуру — надежда только на то, что все остальные просто спят. Вот и Полине пришлось увидеть, как вывозят погибшего Потехина…
— Там без шансов. Не могу сказать, что я не ожидал.
— Он вообще кто… был?..
— Полицейский. Лейтенант Николай Потехин. Занимался материалами по Русенцовой. Обнаружил там интересные факты. Если честно, мне показалось сначала, что он несколько увлёкся, — пояснил Виктор. — Но теперь я так не считаю.
— Почему? — голос Полины стал немного громче.
— Потому что его больше нет в живых, — несколько удивился этому вопросу Платонов. — Тебе воды дать?
Виктор взял на подоконнике пластиковый флакон физраствора с болтающимся в нём отрезком капельницы, поднёс к губам Полины. Она неуверенно потянула воду, слегка закашлялась, но быстро успокоилась и сделала несколько больших глотков.
— Из Следственного комитета звонили, — проинформировал Виктор.
— Поговорить хотят? — почти уже своим голосом спросила Полина. — Понимаю…
— Я не разрешил приходить и допрашивать, — Платонов отрицательно покачал головой. — Думаю, тебе сейчас ни к чему все эти нагрузки и переживания.
— Переживания? — криво улыбнулась Полина. — Мне что-то седативное вводят, я спокойная, как танк… Ещё воды хочу.
Платонов опять дал трубочку, потом поставил флакон обратно. Полина прикрыла глаз, спросила:
— Ты был на операции?
— Нет. Я тоже… без сознания лежал. В боксе. Сотрясение. Лазарев заходил, сказал, что берут тебя… Я даже встать не мог.
Полина промолчала. Виктор подумал про себя, что не попасть к ней на ампутацию было для него… Наверное, избавлением. Да, избавлением от ужасных воспоминаний в будущем. Он вспомнил, как читал протокол её операции, как перед глазами пронеслись за секунды десятки ампутированных рук, пересечённые мышцы, прошитые артерии, перепиленные кости. Платонов понимал, что, окажись он тогда в силах и при памяти, Лазарев позвал бы на операцию его, а не заведующего травматологией.
— Сейчас уже лучше? — спросила после паузы Кравец.
— Лучше, — ответил Платонов. — Но пока хожу в неврологию на капельницы. В подробности не вдаюсь, что-то вливают, становится легче. Хочется быть дисциплинированным пациентом, не лезть в лист назначений. Сама знаешь, врача лечить дело неблагодарное.
В этот момент он понял, что говорит это врачу, лежащему в клинитроне, и осёкся. Полина отвела взгляд и тихо сказала:
— А я ничего толком не поняла тогда. Помню только, что кровотечение сильное, а я стою, смотрю на него. Странное ощущение. У меня ведь и куртка загорелась, а я как в тумане. Только сесть на землю смогла. Сбоку воды плеснули, и вода красная побежала…
Виктор хотел, чтобы она замолчала, но не мог ей этого сказать.
— Потом уже кто-то надо мной стоит и говорит: «Это кислород, просто дышим, Полина, дышим…»
— Балашов, — вставил слово Платонов. Полина на секунду замолчала, потом моргнула и сказала:
— Виталий же его зовут, да? Молодец. Быстро всё так… Болеть начинает. Рука. Дёргает где-то у локтя, и пальцы… Хочется пальцы почесать, подвигать. А их нет.
— Промедол? — спросил Виктор.
— Не надо, — немного подумав, ответила Полина. — На крайний случай оставим. Я наркотиков боюсь, а от трамадола меня тошнит. Кетоналом обойдёмся. Или анальгином.
Она помолчала немного и добавила:
— Устала так, словно в горы сходила без подготовки…
Кравец тяжело вздохнула и замолчала, глядя в окно. Платонов понял, что пора и честь знать — оставить Полину в покое и дать ей отдохнуть было сейчас самым разумным. Он медленно повернулся в сторону выхода и сделал несколько шагов, когда Кравец вдруг произнесла тихим голосом:
— Знаешь, что он мне сказал, когда мы к пандусу подъехали?
Виктор замер, боясь повернуться к Полине.
— Он из кармана гранату достал. Зелёную такую, всю в кубиках. Как будто игрушечная. Рука в повязке, он же на себя чайник дома перевернул. Показывает мне эту гранату на забинтованной ладони и говорит: «Если она за Алису смогла, то и я за мать смогу». А потом выдернул кольцо и тебя позвать потребовал…
Платонов почувствовал, как вдоль спины вверх промчалась волна мурашек, остановившись где-то в районе затылка. Он медленно развернулся и увидел, что Полина пристально смотрит на него.
— Поэтому я и спросила — кто такая Алиса, — сухо уточнила она. — На всякий случай.
Виктор ухватился за клинитрон обеими руками, не в силах произнести ни слова. Потому что, если верить Потехину, только один человек мог сделать это с Вадимом. Мог научить его ненавидеть. Мог научить его мстить. Мог направить его руку.
(я твои апельсины есть не буду)
(знаю кто)
— Сука, — сказал Платонов, отпустил клинитрон и сполз по стене вниз, обхватив голову руками.
12
На следующий день Платонов рано утром направился в неврологическое отделение и потребовал закрыть историю болезни и листок нетрудоспособности. Заведующая отделением немного посопротивлялась, больше для вида, и уступила напору хирурга.
— Дел по горло, — мотивировал своё решение Виктор. — Лазарев занят ремонтом, больных перевязывать надо и оперировать, а у меня жалоб нет, голова не болит, здоров, как бык.
Он, безусловно, слегка привирал насчёт «жалоб нет». Временами его посещали головокружения — особенно когда он вставал с дивана или кресла. Первые шаги Платонов в такие секунды преодолевал быстрей, чем обычно, чтобы придать себе ускорение и не начать падать. Через пару мгновений это неприятное ощущение ходьбы внутри катящегося шара проходило. Стены и пол возвращались на свои места, и можно было не бояться завалиться где-нибудь в коридоре.
Работы, действительно, было очень много — и она оказалась необходима ему как воздух. После вчерашнего разговора с Полиной, когда в голове выстроились зловещие конструкции, частично объясняющие всё случившееся, он не пошёл домой и остался в своём боксе. Взяв из шкафа в ординаторской бутылку какого-то не очень русского коньяка, большую горькую шоколадку, Виктор собрался напиться, но уже после второй рюмки его потянуло спать. Навалившемуся сну он был чертовски рад, потому как те мысли, что бесконечно прокручивались у него в голове, ещё бы немного, и довели до нервного срыва.
Поверить в то, что Лариса всё-таки нашла Веру Михайловну при помощи Белякова, было нетрудно. Но сам факт того, что она её искала…
Он тогда улетел на учёбу в Академию на три месяца. Через десять дней Алиса в садике упала с горки, ударилась головой — ничего страшного не случилось, но им с мамой пришлось посетить сначала травмпункт, а потом детского невролога. Так в их жизни появилась Вера Михайловна Русенцова.
В то время она была грамотным и рассудительным врачом высшей категории, давно и неплохо занималась лечением детей. Лариса прониклась общением с ней, её внимательностью, тщательным подходом к обследованию. Когда жена звонила Платонову в Академию, то в деталях расписала ему ситуацию. Она объяснила, что ничего страшного не произошло, что Вера Михайловна очаровательный милый доктор, великолепно разбирается в детях. Алиса сразу нашла с ней общий язык, всё чудесно и замечательно…
Платонова тогда не насторожило большое количество слов в превосходных степенях —
