Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Эстер всмотрелась в иллюстрацию, потом перечитала написанную Аурой строку и покрылась гусиной кожей, представив себе, как можно изменить эту картинку. Молодая женщина, не желая больше подчиняться, обретает власть над морем; запястья изгибаются так, будто она приказывает волнам, руки вскинуты — она словно дирижирует вздымающейся водой. Не мольба — решимость светится в ее глазах. Море повинуется ей.
Эстер закрыла дневник, села и несколько раз глубоко вдохнула. В комнате стояла тяжкая тишина.
Часы в телефоне дали понять, что в Солт-Бей еще спят. Но уважающий себя бар должен быть открыт.
Эстер дернула коленкой. Снова проверила телефон. Хорошо бы почитать путеводитель дальше, но ей надо подышать свежим воздухом. Надо осмотреться. До «Флоувина» — бара, который она увидела на фотографии Софуса, — от хостела пешком минут двадцать пять, не больше. Просто совпадение.
Выйдя из хостела, Эстер принялась старательно тянуть время. Прогулялась возле бухты — похоже, это центр Торсхавна. Город как бы окружал бухту, отдаляясь от моря, и тянулся на север и юг, повторяя изгиб берега. Длинный ряд строений — Эстер предположила, что это бывшие торговые склады, — украшали пара кафе. Их разноцветные фасады напомнили Эстер Нюхавн с его ярко-красными, горчичными и голубыми домами. Серебристая вода бухты отливала зеленью, у причала теснились лодки. Ветер трепал флаг Фарерских островов, укрепленный на высоком здании. На углах улиц стояли красные и серые ящики с цветами. Эстер пришлось встряхнуться, чтобы избавиться от чувства нереальности происходящего. Казалось, она вот-вот окажется в мансарде Абелоны. Или обнаружит, что хоронит мертвого лебедя в Солт-Бей. Или в Каллиопе смотрит на луну из окна общежития. Как быстро все произошло! Ну и ладно. И вот она здесь, на архипелаге посреди Северной Атлантики. Все было таким новым и удивительным, что приводило Эстер в восторг. Она вдруг поняла, что улыбается машине, проехавшей мимо. Малыш на заднем сиденье показал ей язык.
Сверившись с картой, Эстер по узким улочкам вышла из бухты в переулки, которые привели ее к целому кварталу деревянных, крытых дерном домов. На выкрашенной золотой краской двери одного из них было окно-ромб. Вывеска изображала солнце, поднимающееся из моря; лучи в небе складывались в слово «Флоувин». Эстер успела прочитать в интернете, что бар любим публикой, в нем подают местное пиво, а находится он в доме, которому пятьсот лет. Смех и говор были слышны даже на улице. У Эстер тут же взмокли ладони.
Она попыталась как бы между прочим заглянуть в окна, выходившие на тротуар, но свет был слишком тусклым, и она ничего не увидела. Эстер поспешила прочь и неторопливо пошла вокруг квартала, стараясь избавиться от нервозности, отвлечься на крытые дерном очаровательно черные домики с просмоленными стенами и белыми наличниками.
— Итак, — говорила она себе на ходу. — Ты ему не написала. Ты никак не дала ему знать, что приезжаешь. Ты что, рехнулась — взять и просто явиться в бар, где он работает? Он же, наверное, полный козел. Он же, наверное, разбил ее безупречное, мать его, сердце. — Эстер проглотила комок и пошла дальше. — Нет, так не годится. Иди в супермаркет, купи продуктов и возвращайся в хостел, приготовь себе поесть. Сначала напиши ему, а потом суйся в бар.
Эстер представила, как подогревает консервированные спагетти на общей кухне хостела. Сделала круг по кварталу и вернулась к позолоченной двери бара. Постояла перед окошком в виде ромба.
— Ты же не собираешься подсматривать за бывшим женихом сестры? — Сжав кулаки, Эстер повторила это себе еще несколько раз. Перед внутренним взором булькали в кастрюле консервированные спагетти.
Эстер встряхнулась, повращала головой, чтобы размять шею. И поняла, что открывает позолоченную дверь и входит в бар.
29
Эстер в одиночестве поднялась по спиральному пандусу на вершину Рундеторна, на смотровую площадку. Сидя на скамейке, она созерцала крыши Копенгагена. Небо, синее с фиолетовыми тонами у нее над головой, к горизонту меняло цвет на бледно-бирюзовый. Солнце зашло совсем недавно. Эстер, сделав несколько глубоких вдохов, запрокинула голову и стала наблюдать, как появляются первые звезды.
— Ну что? — спросила она Ауру — про себя, неслышно. — Куда мне теперь? На Фарерские острова?
Все три дня после встречи с Кларой Эстер была как в тумане. Прошлое словно переписали заново.
— Аура не была помолвлена, — резко сказала Эстер.
Клара всмотрелась ей в лицо.
— Ты что? Правда не знала? Аура никогда не упоминала о моем брате?
— Нет. — Эстер схватилась за край разделявшего их стола и повторила: — Нет.
— Что ж, тогда давай поговорим подробнее. Начинай с любого места. Первый вопрос, который придет тебе в голову.
— Когда они встретились? Где? Как?
— Я их познакомила. Софус прилетел в Копенгаген на одну из моих выставок, Аура тоже пришла.
— Когда это было?
— Вскоре после нашего с Аурой знакомства. В университете, в две тысячи восьмом. По-моему, к тому времени она жила в Копенгагене уже около года.
— Какой они были парой? Твой брат — какой он?
— Они с самого начала были неразлучны. Когда Софус после выставки улетал домой, в Торсхавн — город на Фарерах, то сказал, что подвозить его не нужно — в аэропорт его проводит Аура. И вот Софус улетел, а через пару недель мы с Аурой встретились за бокалом вина, и она сказала, что забронировала билет на самолет. Собралась на Фареры — навестить Софуса.
Эстер пыталась прокрутить слова Клары через сознание, как пленку через проектор. Пыталась увидеть, как сестра обживается в Копенгагене, как болтает с Кларой, сияя от новообретенной любви, от предчувствия приключений. Пыталась — и не могла. Ни увидеть, ни почувствовать. Проектор показывал только глухую темень.
Эстер уронила голову на руки. Клара наклонилась к ней:
— Эстер, что с тобой?
Эстер подняла голову.
— Я ничего о нем не знаю. Видела только на твоей фотографии. Аура и Софус. Перед Лиден Гунвер. Так я тебя и нашла. Нашла ту фотографию на твоем сайте.
— Эстер, — Клара заглянула ей в глаза, — но почему Аура тебе не сказала? Про моего брата?
Эстер молчала. На столе между ними лежала неприкрытая правда: Аура не сказала ей о Софусе потому, что к тому времени они с сестрой отдалились друг от друга. Да так и не сблизились снова.
Эстер и Клара сидели в молчании среди шума кафе. Потом Клара проговорила:
— Я помню тот день. — Глаза ее потускнели. — День, когда я их сфотографировала. Это был особый день: они прилетели на выходные сказать мне, что обручились. Мы отправились погулять в Королевский парк, и там я, по просьбе Ауры, сняла их с Лиден
