Оглянуться назад - Хуан Габриэль Васкес
Но в следующий четверг, в начале солдатского собрания команданте Фернандо поднялся на ноги и сказал, что хочет кое-что зачитать. Буквально через четыре слова Рауль узнал себя, как мы узнаем свое лицо на чужой фотографии. Весь отряд слушал письмо, которое он отправил матери, только тон был не тот, что в голове у Рауля, а саркастический, ядовитый. Каждое слово искажалось у Фернандо во рту, и даже самые лицемерные фразы, которые Рауль написал с оглядкой на цензоров, не спаслись от издевательств. «С зажигалкой гораздо легче разжигать огонь дождливыми вечерами; это не только поможет мне, но и станет большим подспорьем моим товарищам». В интерпретации команданте неуклюжий порыв к солидарности представал каким-то проявлением идиотизма.
Когда Фернандо наскучило читать, он сунул письмо обратно в конверт, из которого достал его при всех, и сказал:
– Товарищ Рауль считает, что проблемы герильи может решить газовая зажигалочка. А вы как считаете?
Тем не менее, к большому удивлению Рауля, который думал, что все потеряно, письмо отправилось. Через месяц пришел ответ. Команданте Фернандо под безжалостным полуденным солнцем пересек лагерь, чтобы лично вручить его Раулю. Конверт был вскрыт, листок в одном углу надорван, покалечен нерадивым цензором. Фернандо раскрыл ладонь: на ней лежала газовая зажигалка, серебристый немецкий «ронсон» с шершавой, как рука Фернандо, поверхностью.
– И еще вот это пришло, – сказал он. – Но знаете что, товарищ? Оставлю-ка я лучше ее себе.
Однажды ночью их разбудили выстрелы. Весь отряд проснулся и через мгновение был на ногах, со вскинутыми винтовками, хотя спросонья вряд ли кто мог точно прицелиться. Словно человек, вошедший со света в темную комнату, Рауль несколько секунд потратил на то, чтобы начать различать формы и восстановить ориентацию в пространстве. Только потом он узнал товарища Альберто. В последний раз Рауль разговаривал с ним про зеленое на койке полевого госпиталя, но с тех пор, как Альберто вернулся в лагерь, они не общались. До Рауля доходили слухи, что Альберто утратил жизнерадостность, свойственную уроженцам департамента Кордова, как будто сорвал маску, что из госпиталя он приехал таким же угрюмым, как остальные герильеро, что больше он не болтал про футбол, не рассказывал дурацких анекдотов и не заливался оглушительным хохотом, которым его попрекали командиры. Теперь командиры могли быть спокойны: Альберто перестал смеяться и только что-то бубнил сквозь зубы, понося воображаемых врагов, непрерывно, неотступно и злобно.
По всей видимости, Альберто проснулся посреди ночи, тихонько взял в руки карабин Сан-Кристобаль, отошел на пару шагов от своего гамака и начал стрелять. У карабинов сильная отдача, и это, вероятно, помешало ему попасть в цель, только на древесной коре осталось несколько вертикальных отверстий, все выше человеческого роста. Но инцидент четко показал, что Альберто, не оказавший никакого сопротивления, когда у него забрали оружие, представляет опасность. Команданте Томас нехотя отдал неприятный приказ, и еще до рассвета Альберто привязали к дереву цепью. Рауль подошел к нему поговорить, как раньше, спросить, что с ним стряслось, или утешить обещанием, что это временная мера, но увидел, что глаза Альберто уже не видят его и вообще не фокусируются, а беспорядочно бегают, как стеклянные шарики в стеклянном же кувшине. Он открывал рот и показывал желтые зубы в гримасе усилия, как будто пытался поднять что-то очень тяжелое. «Что с тобой, товарищ?» – спросил Рауль. Альберто долго не мог найти, откуда ему задали вопрос.
– Меня хотят убить, – сказал он наконец.
– Кто?
– Все эти ревизионисты.
Так он и сидел, привязанный к дереву, крича на все четыре стороны, что кругом одни предатели. Рауля он ни разу не обозвал, словно не видел его, и поэтому отряд возложил на него обязанность кормить больного товарища. Рауль носил ему еду, спрашивал, как у него дела, и Альберто отвечал: плохо, ревизионисты за ним охотятся, а еда отравлена. Со временем он стал буянить и уже не жаловался, что его хотят убить, а сам грозился поубивать всех. Иногда заговаривал про председателя Мао, чьи уроки командиры позабыли или вовсе их не знали, и Рауля все сильнее и сильнее трогало безумие Альберто, потому что он видел в нем одну из версий собственного будущего.
Однажды утром у дерева не обнаружилось ни пленника, ни цепи. Рауль спросил, куда девался Альберто.
– Пришлось вывезти его из зоны, – ответили ему.
И больше не сказали ни слова.
Соль вернулась в сельву, тайно прожив в Медельине семь месяцев. Столько времени ушло на решение всех проблем, в том числе на то, чтобы убедить мать, что она поступает правильно. Сначала ей делали медленные, капля за каплей, переливания крови. Это был долгий подпольный процесс, и без помощи Лус Элены ничего бы не получилось. «Операция Гемоглобин», как она это называла, состояла в том, что Соль забиралась в багажник машины и таким образом ехала в больницу, скрестив пальцы, чтобы по дороге им не попался патруль, и задаваясь вопросом, какая участь ждала бы их мать, будь у той другая фамилия. Так вот что значило «буржуазия»: когда можешь беспрепятственно передвигаться по городу и все двери – в больнице, например, – тебе открыты. Ни один человек за все это время не задал ей ни одного вопроса про ее дочь и причину ее состояния. Она была Лус Элена Карденас из тех самых Карденасов, которых все знали, и если просила об услуге, эту услугу ей оказывали незамедлительно. Врачи не подозревали, что Лус Элена, обладательница ослепительной улыбки и пухлой чековой книжки для оплаты больничных услуг, – в то же самое время товарищ Валентина, тайный курьер городской герильи, мать двух бойцов НОА и жена лидера революционного маоизма.
За месяцы в Медельине Соль поняла, что герилья начала ее разыскивать. Выглядывая в окно, она видела, что на углу стоят незнакомые люди. Мать показывала ей письма брата: «Если вдруг моя сестра выйдет на связь, передай ей, что командиры в бешенстве. Пусть остерегается, потому что ее могут наказать». Она и сама это прекрасно знала, и знала, что именно это означает. «Мне нужно вернуться, – сказала она Лус Элене. – Если я не вернусь и не объясню им, меня будут преследовать всю жизнь». Лус Элена накричала на нее, как на ребенка, назвала безответственной, от запретов перешла к мольбам, но в глубине души знала, что Соль права. Если она не вернется в сельву и не загладит свое дезертирство, ей всегда придется жить с оглядкой, и вся семья окажется не на той стороне революции. Обе начали выяснять по подпольным каналам, как это сделать; один товарищ направлял их к другому, второй – к третьему, и в конце концов они получили указания. Соль должна поселиться в Кали на конспиративной квартире и ждать, когда с ней свяжутся. Она приехала в город на автобусе, нашла городскую ячейку и стала ждать. Прошло четыре никчемных месяца, а потом появился товарищ Гильермо, военный секретарь сектора Валье. Его прислал команданте Армандо.
– Он о вас очень хорошо отзывался, товарищ, – сказал Гильермо. – Армандо вас ценит. Не знаю, правда, за что. Я просто выполняю, что мне приказано.
– Куда мы едем? – спросила Соль.
– Разводить уток, – ответил он. – Так мы смоем ваше пятно.
XVIII
В день, когда они
