Снять «Сталкера» - Ирина Всеволодовна Шанина
Стэйси отступала, пока не наткнулась спиной на колючие ветки кустов. Все, конец, дальше отступать некуда. Она обреченно протянула тетке руку, разжала кулак и подбросила сережки вверх. Два маленьких кусочка серебра тускло блеснули в свете факела, Стэйси убрала руку, серьги упали на землю. Тетка взвыла и, размахнувшись, ткнула факелом прямо в лицо Стэйси. Запахло палеными волосами, Стэйси Ковальчик, обезумев от боли, схватилась руками за голову. Тетка злорадно рассмеялась и ткнула Стэйси в живот, Хлопковая с небольшой примесью синтетики блузка вспыхнула почти мгновенно. Стэйси, практически превратившаяся в живой факел, инстинктивно упала на землю и начала кататься, пытаясь сбить пламя. Через некоторое время она уже перестала что-либо соображать, в жизни не осталось ничего кроме боли, зато боли стало очень много, гораздо больше, чем может вынести человек. А потом, как-то одномоментно, боль ушла. Теперь Стэйси мчалась с невероятной скоростью по длинным коридорам, сделанным из белых воздушных шаров. Гирляндами таких шаров обычно украшают свадебные беседки. Коридоры из шаров изгибались, уходили то вверх, то вниз… Когда коридор резко заворачивал вниз, у Стэйси неприятно ухало внизу живота, но было совсем не страшно, даже интересно, куда же, в конце концов, приведет эта дорога…
Сначала вернулась боль. Она была уже не такой острой, зато болело везде и чувствовалось, что стоит ей хоть немного пошевелиться, боль станет сильнее. Еще чувствовалось, что все тело забинтовано. Немного привыкнув к этому ощущению, Стэйси попыталась открыть глаза. Это получилось наполовину, открылся только правый глаз. И вот что он увидел.
Она была уже не в лесу и не на дороге. Перед правым глазом предстал выкрашенный в желтую краску потолок. С некоторым опозданием к зрению и осязанию подключилось обоняние, пахло больницей. Что ж, пока все логично, боль, бинты, лекарства, специфический запах. Но как она оказалась в больнице? Где-то слева ойкнула женщина, Стэйси попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть в ту сторону, но боль из тупой мгновенно превратилась в невыносимую. Стэйси застонала и закрыла глаз.
Через некоторое время опять-таки с левой стороны раздались шаги, женский голос что-то взволнованно произнес, ему ответил спокойный мужской голос. Люди подошли к кровати и наклонились над Стэйси.
Вы наверняка бывали в ситуациях (крайне неприятных ситуациях), когда вы сердцем понимаете, что случилось что-то очень плохое, непоправимое и всеми силами стараетесь оттянуть момент провозглашения окончательного, не подлежащего обжалованию приговора. Потому что одно дело – подозревать и чувствовать и совсем другое – знать.
Именно поэтому Стэйси не открывала глаз, старательно пытаясь загнать себя в те бесконечные коридоры из белых воздушных шаров.
Глава XXVI. Больше не Мэрилин
– Я говорю вам, Михаил Ильич, – торопливо докладывала медсестра, – она пришла в сознание. Я зашла проверить повязки, смотрю, а она глаз открыла и в потолок смотрит. Я сразу за вами побежала.
Это было правдой только отчасти. Медсестра Анечка действительно зашла в палату, где лежала сильно пострадавшая при пожаре американка. Но зашла она не «проверить повязки» (и что их проверять, когда за четыре дня больная ни разу не приходила в сознание), а потому что именно в этой палате у Анечки были припрятаны таблетки, которые она намеревалась вечером сбыть своим постоянным покупателям.
Михаил Ильич наклонился над кроватью Стэйси:
– Вы меня слышите?
Стэйси не открывала глаза.
– Да слышит она, слышит, – зашептала Анечка, – вон, веко дергается. Просто она по-русски не понимает.
– Она не понимает по-русски, а я не говорю по-английски, – заметил врач, – н-да, задача. Придется искать кого-то англоговорящего.
Найти среди сотрудников районной больницы человека, понимающего и, что еще важнее, говорящего по-английски было совсем не просто. Таким человеком оказался племянник врача-хирурга, студент-медик, приехавший навестить дядю.
На следующий день ровно в полдень делегация в составе лечащего врача, племянника, понимающего по-английски, и сгорающей от любопытства медсестры Анечки появилась в палате Стэйси.
Михаил Ильич открыл карту Стэйси, внимательно прочел, какие изменения произошли в состоянии пациентки со вчерашнего дня. Тем временем племянник студент тихонько поинтересовался у Анечки, кто такая эта пациентка.
– Да американцы это, – охотно объяснила медсестра, привычно строя глазки симпатичному студенту, – вроде как автобус их попал в аварию. Ну, они в деревню, а с печкой обращаться не умеют. Вот и подожгли дом. Хозяйка дома и ее сожитель так и сгорели, а эту вот успели вытащить. Но лучше бы не вытаскивали…
Племянник страшно удивился, он пока был всего на первом курсе и еще не успел обрасти махровым слоем цинизма.
– Это же хорошо, что успели спасти, – искренне произнес он.
Медсестра Анечка поджала губы:
– А что хорошего? При ней документы оказались, в кармане куртки. Такая красотка была – глаз не оторвать. Говорят, что эти американцы кино приехали сюда снимать. И она у них самую главную роль должна была играть.
Племянник все еще не понимал сакрального смысла произнесенной Анечкой фразы:
– И что?
– А то, – восхитилась его бестолковостью Анечка, – что какая теперь из нее героиня? Глаз один смогли спасти. Лицо все обожжено. У нас тут пластического хирурга нет. Хорошо, лекарства нужные на тот момент оказались. А то бы еще хуже могло быть.
Племянник хирурга неожиданно для самого себя вдруг проникся сочувствием к незнакомой девушке, которая вот так, в одно мгновение, потеряла красоту в результате неосторожного обращения с огнем.
Он подошел поближе и осторожно спросил по-английски:
– Вы меня слышите, – немного подумал и добавил, – мисс.
Стэйси медленно открыла правый глаз. Над ней склонился незнакомый молодой человек. Симпатичный, гораздо симпатичнее Мерлинуса. Но если Мерлинус смотрел на нее с плохо скрываемым восхищением, то во взгляде этого юноши читалось совсем другое – сострадание и боль. Она попыталась ответить, было больно шевелить губами, да и бинты облегали голову слишком плотно, оставляя лишь маленькую щель для рта. Наконец ей удалось выдавить из себя целое предложение:
– Что со мной произошло?
Юноша смутился и очень медленно, с трудом подбирая слова, произнес:
– Вы… Был пожар. Вас успели вытащить.
Стэйси устало закрыла глаз. Значит, вот так они все объяснили. Для идиотов очень неглупо. Интересно, кто из них додумался до этого? Что есть у местной полиции? Сгоревшая изба, труп Прохора… Обгоревший труп Прохора. Наверняка они запихнули его в горящий дом. Никто не будет расследовать это происшествие. То есть, будут, конечно, но формально. Чтобы написать заключение и закрыть дело. Вряд ли здешние криминалисты будут утруждать себя сбором улик.
– Вы слышите меня? – опять подал голос юноша, – С вами все в
