Снять «Сталкера» - Ирина Всеволодовна Шанина
К тому моменту, когда Герман появился около дыры в заборе, уже почти совсем стемнело, Анечки не было. Она ждала его два часа назад, пока ее срочно не вызвали в операционную. Герману пришлось проторчать в больничном саду не меньше сорока минут, пока она не включила телефон.
– Где ты пропадаешь? – заорал он в трубку, – Я тут замерз совсем.
– Надо было приезжать вовремя, – огрызнулась она, – я тебя ждала два часа назад. А потом была работа. Да, я, между прочим, поменялась с Людмилой из ночной смены.
– Умница, – похвалил ее Герман.
Через несколько минут он был уже в здании больницы. Охранника на входе не было, его ставку уже полгода как сократили, выделяемых средств не хватало на оплату. Анечка выглянула из ординаторской:
– Вот, возьми халат.
Герман натянул халат, Анечка знала, что делала, халат был размера на четыре больше, чем нужно, чтобы спрятать профессиональный фотоаппарат. Хоть охраны и не было, все же у кого-нибудь в больнице могли возникнуть вопросы. А после публикации статьи вопросы возникнут обязательно.
– Мне еще в морг надо, – сказал Герман.
– А туда-то зачем? – удивилась Анечка.
– Там два трупа, обгоревших на том же пожаре. Местные…
– Так куда сначала, – спросила медсестра, – в палату или в морг?
– Сначала в палату, – решил Герман, – покойники вряд ли куда денутся.
– Это точно, – заметила его собеседница, – думаю, что их и хоронить будут за счет города. Таких обычно не забирают. Даже если родня есть… У меня, вон, соседка… После смерти мужа раз десять обходила все квартиры, денег просила на похороны. Люди давали, как же, осталась одна с двумя детьми. А она даже урну с прахом не забрала. Я это точно знаю. А деньги все пропивала. Так что вряд ли этих покойников кто заберет. Кому они нужны?
Они подошли к палате Стэйси. Анечка открыла дверь, в палате было темно, только над дверью горела синеватая лампа ночного света.
– Ну что, – шепнул Герман, – она спит?
– Свет включать не будем, – сказала Анечка.
– Ничего, у меня вспышка. Зеркало у тебя с собой?
Анечка вытащила из кармана халата небольшое круглое зеркало.
– Отлично, пошли уже…
Заговорщики вошли в палату, Анечка подошла к кровати, Герман предусмотрительно держался поближе к стенке. Он был предупрежден, что угол зрения у пациентки очень ограничен, она не может пока поворачивать голову, поэтому довольно просто встать так, чтобы она не заметила.
– Слушай, – неожиданно спросила Анечка, – а как по-английски зеркало?
Герман напрягся, наконец, память выдала из школьного курса английского языка слово «мирроу».
– Вроде, «мирроу», – неуверенно произнес он.
– Как, как? – переспросила Анечка.
– Мирроу, – уже увереннее ответил он.
Анечка наклонилась над пациенткой.
– Эй…
В свете ночной лампы было видно, как лежащая на кровати девушка открыла единственный глаз. Анечка подняла руку с зеркалом и поднесла ее к лицу девушки так, чтобы та могла увидеть себя.
– Мирроу, – отчетливо произнесла Анечка.
Стэйси Ковальчик перевела взгляд с Анечкиного лица (курносый нос, вытравленные дешевой краской волосы, голубые тени, ресницы, накрашенные в стиле «Буренка из Масленкино») на свое изображение в зеркале. Герман поднял фотоаппарат… Прошла долгая, как жизнь, минута, девушка на кровати никак не реагировала. А ведь должна была, Герман ждал всплеска эмоций, но девушка молчала. Наконец, она закрыла глаза и прошептала что-то.
Крайне разочарованный Герман вышел из палаты, через несколько секунд к нему присоединилась Анечка.
– Почему ты не фотографировал? – спросила она.
– А что фотографировать? – огрызнулся Герман, – Я думал, она хотя бы закричит, рукой там взмахнет…
– Э! – заметила медсестра, – Ты бы сказал, что тебе надо, чтобы она шевелилась. Она пока не может. Зато, – оживилась она, – я могу показать тебе ее документы. Там фотография есть.
Они вернулись в ординаторскую, Анечка налила Герману чаю, а сама куда-то удалилась. Вернулась она минут через двадцать, слегка запыхавшаяся и растрепанная.
– Вот, – она протянула Герману незнакомого вида паспорт.
Он открыл его и остолбенел. С маленькой документальной фотографии на него смотрела Мэрилин Монро.
– Ничего себе, – он положил паспорт на стол и нацелился на него фотоаппаратом.
– Ты что делаешь? – возмутилась Анечка, – Скандал будет.
– Скандал будет в любом случае, – рассудительно заметил Герман, – так что одним поводом больше, одним поводом меньше, это уже не принципиально.
Анечка хотела еще что-то сказать, но передумала. Герман сделал несколько снимков, проверил, как получилось, убедился, что фотографию на паспорте видно четко.
– Из этого можно сделать серию репортажей, – мечтательно сказал он, убирая фотоаппарат обратно в футляр, – завтра же поеду в эту деревню, надо выяснить, куда подевались остальные члены группы. Серия репортажей… А потом можно переработать их в книгу. Точно, в книгу или в сценарий…
Он чмокнул Анечку в щеку:
– Ты умница. Я пошел.
– Эй, а трупы? – напомнила она, – Там же еще труп американки, которую сначала ударили по голове, а потом утопили в дерьме.
Про трупы Герман совершенно забыл.
– О! Спасибо, что напомнила. Пошли…
Они долго шли по больничным коридорам, несколько раз спускались по лестничным пролетам в подвал, дальше по стрелочкам, нарисованным на стенах масляной краской. Над каждой стрелкой было выведено «морг».
Тела были там, – два сильно обгоревших трупа, – те самые местные жители, которым повезло меньше, чем спасенной девушке, и труп светловолосой женщины лет сорока. Герман щелкнул обнаженное тело блондинки с разных ракурсов.
– А у этой документы были? – поинтересовался он, – Хорошо бы их тоже сфотографировать для сравнения.
– Не знаю, – ответила Анечка.
– Выясни, а? – просительно заговорил Герман, – ты же умница.
Проверив получившиеся кадры, он ушел, Анечка отнесла паспорт в кабинет главного врача. Чтобы вернуть документ на место, ей пришлось еще раз посексоваться с дежурным врачом. Какая-никакая, а все же гарантия, что к ней не придут с расспросами, когда фотография паспорта Стэйси Ковальчик появится в местной газете.
Стэйси Ковальчик лежала, закрыв глаза. Не так уж много она смогла рассмотреть в
