Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Садовые качели напомнили ему о людях, тренировавшихся на детской площадке. Теперь, прогуливаясь по Висячим садам, он обходил то место с большим радиусом, предпочитая думать, что и детская площадка, и люди на ней остались в прошлой жизни, которая закончилась навсегда. Он задумался о том, продолжают ли они ходить туда каждый вечер, развились ли их мускулы с тех пор, как он видел их последний раз больше двух лет назад.
Детям надоело качаться, и качели потихоньку останавливались, приходя в первоначальное неподвижное положение. Их скрип становился все реже и реже и наконец стих окончательно. Джахангир отвернулся, гордясь, что подсмотрел все, что хотел. И не просто подсмотрел, а сделал это во дворе у Бхагван-Бабы в окружении паломников с благочестивыми помыслами, и этот оттенок богохульства был ему особенно приятен. Святоша, стоявший впереди, на время замолк и больше не делился своими исключительными познаниями. Подошла его очередь. Он улыбнулся Джахангиру с родителями и ступил на веранду. Солнце поднималось все выше, так что скоро надо будет поливать тыкву и помидоры. В слабом шуршании листьев угадывался легкий ветерок.
Подошла их очередь. К Джахангиру вернулись мрачные предчувствия и неуверенность. Он стал нервно рыться в карманах в поисках фотографии и только потом вспомнил, что еще в поезде, пока родители спали, переложил ее из бумажника в карман рубашки.
– С чего мы начнем? – спросил он. – Мне надо сначала показать фотографию?
Мама сказала, что сама все сделает. Единственное, что от него требуется, это внимательно слушать Бхагван-Бабу.
От дома Бхагван-Бабы до станции путь по грязной дороге был недолгим. Родители с Джахангиром шли молча и быстро. Усиливавшийся ветер дул им в лицо. Небо затянули унылые облака, не предвещавшие дождя.
На грязной дороге больше никого не было. Злое дневное солнце сменили тяжелые и душные воздушные массы, двигавшиеся над землей. Тучи пыли поднимались при малейшем усилении ветра, и мама закрывала рот и нос платком. Несколько простых лачуг и хибарок по обеим сторонам дороги были единственными постройками на бесплодной голой земле. Их жильцы со впалыми щеками провожали пустыми глазами идущие к станции три фигуры.
С облегчением они укрылись в пустом зале ожидания. Единственный в зале человек продавал в киоске прохладительные напитки. Они купили три бутылки «Лимки» и уселись на скамейку ждать поезда. Напитки были скорее теплые, чем, как обещала вывеска, ледяные, но все же освежали.
Рядом с киоском располагались туалеты. Из-за двери одного из них слышалась песня текущего крана: крупные капли шлепались на каменный пол в затейливом и тревожном ритме.
– И это притом, что везде нехватка воды. Только послушайте, какое позорное разбазаривание! – сказал отец. Он пил «Лимку» через соломинку, ожидая, когда последний пустой булькающий звук сообщит, что уже ничего не осталось. – Немного досадно. – Он снял темные очки, чтобы посмотреть на фотографию, но почти ничего не сказал. – А мы три часа простояли в очереди.
– Это нормально, – сказала мама. – Бхагван-Баба никогда не говорит, если не задавать ему конкретные вопросы. Джахангир даже рта не раскрыл сидхо-падхо[174], чтобы сообщить что-нибудь вразумительное. Ни слова. Чего тогда ждать от Бхагван-Бабы?
– Но ты сказала, что сама объяснишь…
– Я сказала, что начну за тебя. Это не значит, что ты должен демонстрировать отсутствие интереса к собственной проблеме.
– У меня нет проблем. Проблема у тебя, потому что она тебе не нравится.
До этого момента день проходил без споров. Теперь, похоже, жара и пыль сделали свое дело.
– Я никогда не говорила, что она мне не нравится. Но что с тобой говорить? Ты не хочешь меня понять. Мы все решили поехать, и тебе следовало показать больше заинтересованности. В результате мы так и не знаем, что для тебя лучше.
Джахангир вернул в киоск пустые бутылки из-под «Лимки». На потолке зала ожидания висел без всякого движения вентилятор, и Джахангир, встретившись глазами с продавцом, указал на него.
– Проблемы с электричеством, – пояснил тот, – лампочки тоже не горят. Вечером продаю с фонарем, а керосин-то не дешев. Вот и цены на напитки подскочили.
Джахангир безразлично кивнул и снова сел на скамейку.
– Бхагван-Баба сказал немного, но все-таки мне кажется, что он дал ответ. Он сказал, что жизнь – это ловушка, забитая паутиной. Спросите себя, что делает разумный человек, если перед ним ловушка. Пытается ее избежать, держаться подальше. Так что я думаю, Бхагван-Баба хотел сказать, что Джахангиру надо держаться подальше от этой девушки.
Отец был доволен своим толкованием.
– Но если Бхагван-Баба имел это в виду, то почему не сказал прямо? – удивилась мать. – Всякий раз, когда мы к нему обращаемся, он дает нам простые ответы на понятном языке.
– Не знаю. Для поступков Бхагван-Бабы всегда есть причина. Это понятно. По-моему, его слова звучали как предостережение для Джахангира.
– Но Джахангир ничего не говорит. Ты опять молчишь, как и у Бхагван-Бабы. Скажи нам, о чем ты думаешь.
Ему очень хотелось ответить: о той картине, которая и потрясла его, и смутила, когда однажды вечером он пришел домой, переоделся, а потом собрал снятые вещи в кучу, чтобы гунга постирала их утром. Через несколько минут он вернулся, потому что забыл в кармане ручку. Но там он увидел мать, которая нюхала и пристально разглядывала под лампой тонкую матерчатую вставку в его трусах. Хотела найти запах недозволенного секса? Пятна, подтверждающие подозрения в распутстве девушки? Доказательство, что ее мальчика растлил суккуб из плоти и крови? Увидев его, мать начала отсчитывать положенное количество вещей для утренней стирки.
Ему только отчасти удалось скрыть грубые нотки раздражения, закравшиеся в его голос:
– Ты все время говоришь: «Девушка, девушка, девушка». Но ты ведь знаешь, что ее зовут Бехроз. Почему не назвать по имени? Думаешь, если произнесешь ее имя, она станет более реальной, чем на самом деле?
Родители смущенно заерзали.
– В последнее время ты с нами совсем не разговариваешь, – сказала мама. – В школе ты таким не был. Помнишь, как ты приходил домой и все мне рассказывал? Немного сливочного масла, которое мы могли себе позволить, я всегда оставляла для тебя, заваривала тебе чай, помогала с домашним заданием. А как ты бегал к доктору Моди каждое воскресенье в десять часов со своими марками?
Те счастливые годы вызвали задумчивую улыбку на ее лице. Она подняла руку, словно хотела погладить
