Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
По ее словам было очевидно, что девушка происходит из более состоятельной семьи и он будет чувствовать себя неловко, приспосабливаясь к ее образу жизни.
– Поверь материнской интуиции. Я думаю лишь о твоем счастье. Кроме того, это первая девушка, с которой ты начал встречаться. А вдруг ты встретишь другую, и она тебе больше понравится. Что тогда?
– Тогда я перестану встречаться с этой.
– Но как же ее чувства? Ты ведь, возможно, подаешь ей серьезные надежды.
– Ни у кого нет никаких серьезных надежд. Твои возражения – просто глупость.
– Когда речь идет о девушке, все серьезно. Но в твоем возрасте этого не понять.
Ужин закончился без особых неприятностей. Чего не скажешь о многих последующих вечерах. Каждый день разговоры за ужином становились все более нервными. Поначалу слова выбирались осторожно, чтобы сохранить видимость демократической дискуссии. Вскоре, однако, напряжение взяло верх над их усилиями, и ежедневный изматывающий сарказм стал привычным. За ужином всякий раз выдвигались обвинения, иногда с вплетенными в них новыми колкостями:
«Что-то такое есть в ее манере говорить. Без должного уважения.
Видел, что на ней было надето? Такая короткая юбка. И слишком много косметики.
Думаешь, раз ты с ней встречаешься, электричество для тебя бесплатно? С утра до вечера гладишь рубашку и брюки».
Старинная щербатая поварешка, переданная по наследству от бабушек и прабабушек, загремела о кастрюлю с баклажанами, давая понять, что сказано еще далеко не все.
«Зачем девушке такой слой косметики? Не иначе, ей надо что-то под ним скрывать!
Так начищает свои ботинки, что я могу в них увидеть свое несчастное лицо. После встречи с ней извел больше крема для обуви, чем за все предыдущие годы.
Если она не уважает твоих родителей, как она будет уважать тебя? Ты всю жизнь будешь несчастным».
Отец сказал только:
«Доверяй маминой интуиции. Я ей всегда доверяю, она еще никогда не подводила».
Очень быстро дела пошли еще хуже. Ни дня не проходило без ссор. Они говорили друг другу слова, о которых когда-то не могли и помыслить, – слова злобные и мстительные. Через несколько дней по настоянию отца происходили примирения с искренними объятиями и слезами раскаяния, идущими из самой глубины души, так страстно обоим хотелось, чтобы в доме снова воцарились мир и согласие. Но длилось это недолго. Охватившие их странные чувства и силы, непостижимые и загадочные, проявлялись снова, порождая ссоры и обидные тирады.
После нескольких визитов Джахангир больше не приглашал девушку к себе. Да и она под разными предлогами отказывалась – чувствовала молчаливую неприязнь, которая при ее появлении расцветала пышным цветом. Внешне, однако, никаких признаков не было – со стороны все выглядело благопристойно и вежливо, радушно и мило. Но нетрудно было догадаться, что за всем этим кроется. Кроме того, девушка разгадала некоторые случайные намеки, встречаясь с Джахангиром, после мучительного пребывания у него в гостях. Она пыталась помочь ему, и перед расставанием он соглашался противостоять родителям, стать независимым и давал множество других обещаний.
Но все эти обещания смывала новая волна упреков, ожидавших его дома. Если же Джахангиру удавалось высказаться в независимом духе, который в него вселяла девушка, все равно из этого не выходило ничего хорошего.
– Вам ясно? – говорила мать с мрачным удовлетворением. – Теперь вам ясно, что я права, когда говорю, что она на него плохо влияет? Он идет к ней и возвращается с такими жестокими словами. А кто его научил, хотелось бы знать! Ведь раньше он ничего подобного не говорил. Теперь мне опять придется начинать все сначала, чтобы избавить его от ее дурного влияния. И тогда он станет больше похож на сына, каким я его всегда знала. Но сколько это будет продолжаться, сколько? – скорбно завершала она, и Джахангир уже больше не мог произнести с таким трудом заготовленных слов.
Он смотрел на своих родителей, спавших, поддерживая друг друга, в жаре и пыли. Фотография лежала у него в бумажнике. Они велели взять ее с собой. Он сделал этот снимок на ее фотоаппарат во время пикника, который колледж устраивал в пещерах Элефанта[170]. Потом она подарила ему копию. Фотография была черно-белая, и, глядя на нее, Джахангир чувствовал, как его притягивают эти нежные карие глаза, чувствовал, что готов им повиноваться. «Повиноваться моей чаровнице», – с радостью говорил он себе.
Мать взяла за правило обшаривать карманы его брюк и бумажник. Он знал об этих тайных обысках, но ничего не говорил, не желая приумножать ее печаль и царившую в доме горечь.
На следующий день после того, как он получил этот снимок в подарок, мать отыскала его с победоносным видом:
– Зачем это? Зачем тебе надо держать у себя ее фотографию?
– А какое ты имеешь право копаться в моем бумажнике?
– Какое право? Он еще спрашивает, какое право! У родной матери он спрашивает, какое право! Матери не нужны никакие права. Мать судит обо всем из любви к сыну. И делает то, что нужно сыну.
Фотография постоянно упоминалась в последующие дни, и каждый раз материнское красноречие становилось все более впечатляющим и безумно изобретательным:
«Ему мало каждый вечер смотреть на ее намазанное лицо. Надо еще любоваться фотографией.
Людей часто лишают рассудка заговоренными фотографиями. Может, тут замешаны и ее родители – они пытаются захомутать моего сына для своей дочери.
Она знает, что однажды ты поедешь учиться в Америку и там останешься. Навязывая тебе свою фотографию, она хочет, чтобы ты потом ее там содержал. Да, да, все начинается с фотографии.
Постарайся не забыть, как выглядит твоя родная мать, у тебя ведь больше нет времени с ней видеться».
И неизменный ультиматум про восемь часов:
«Запомни: после восьми часов дверь для тебя закрыта».
Но в конце концов мать все же обрадовалась, что у них есть этот снимок:
«В том, что она подарила тебе свою фотографию, хорошо одно. Мы можем показать ее Бхагван-Бабе».
Перед приближением к станции электричка начала тормозить. В нее забралась керивали[171] и шлепнулась на пол с корзиной бананов. Краешком сари она вытерла лоб, потом протерла глаза и села, поджав ноги, предварительно от души почесавшись где-то под складками сари. «Теперь она начнет приставать к пассажирам, чтобы купили ее бананы», – подумал Джахангир. Но женщина не сходила с места, лишенная и сил и желания заниматься торговлей. Может, не хотела будить задремавших пассажиров. В школе говорили, что за четверть рупии керивали задерет сари и покажет вам все, что под ним. А за рупию