Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
Но сегодня для Мосса нашёлся глоток кислорода, маленькая слабая надежда, что всё-таки это шанс. Вытянуть его из глубины этой чёртовой болезни, и пусть живёт в своём заповедном мире, но только живёт – в согласии с той планетой, где уж довелось родиться!
Логинов встал, сложил стопкой журналы, выбросил в мусорную корзину «отработанные» бесполезные распечатки статей и снова включил компьютер. Надо проверить, пробовал ли кто из психиатров сделать то же, что намеревался сделать он.
Если были подобные исследования и были результаты, значит, в сети обязательно есть следы. Он открывал страничку за страничкой всех известных ему медицинских сайтов, но упоминаний об исследованиях такого рода не нашёл. Поисковые системы тоже молчали. Интернет пятнился синими ссылками, как метастазами, мало относящимися к теме. Кликая всё подряд, Логинов ушёл в такие дебри, что пришлось закрыть все страницы и вернуться к своим собственным записям.
Как там говорил Митя Бабушкин, цитируя Поппера: надо искать не то, что доказывает теорию, а то, что её опровергает.
Логинов снова нырнул в сеть уже в поисках жёсткой критики. Просмотрел множество обвинений в псевдонаучности и мракобесии в адрес психиатров, дерзнувших лечить необычными методами, но снова ничего не нашёл. Методы были, бог им судья, научны или ненаучны они, но ни слова о том, что кто-либо пытался лечить «доказательствами от противного». Ежистое злое предчувствие говорило Логинову, что искать бесполезно и больше информации в медицинских источниках нет.
«К лучшему. Никто не ставил такой эксперимент. Я буду первым».
Он налил из стоящего на столе стакана воды в ладонь, плеснул в глаза. И только сейчас услышал, как разрывается в приёмной телефон. Логинов привык не обращать внимания на звонки, ведь всегда на них отвечала Кира. Но сегодня Киры не было.
Он вышел из кабинета, подошёл к стойке регистратуры и снял трубку.
– Феликс! – встревожено прозвучал Маринин голос. – Я волнуюсь, ты оставил мобильный дома, не звонишь и не подходишь к городскому. У тебя всё в порядке?
– Всё отлично, Мышка, всё просто замечательно. Я работаю.
– Но уже первый час ночи!
Логинов взглянул на часы. И правда! Он не заметил, как улетело время.
– Не волнуйся, я еду. Мосс не звонил?
– Никто не звонил. Феликс, тебя убьёт твоя работа! Ты даже обо мне забыл.
Она повесила трубку. Но и её дурное настроение не способно было перебить его радужные, звенящие мысли.
Всё верно. Всё правильно. Ты будешь жить – жить достойно и безопасно, мальчик! То, что мы не можем победить, мы возглавим!
* * *
Близился рассвет, а Логинов всё сидел на кухне, пил крепкий чай и выписывал в тетрадь новые и новые мысли о Моссе. Когнитивно-энфазийное расстройство не приговор, как считает официальная наука, о, теперь-то он точно докажет это! Как преступно много времени уже потеряно, и сейчас самое главное – не растерять крупицы подаренной свыше идеи. Мы сотворим тебе новую голову, разлюбезный Мосс! Это будет феерическая рукотворная голова! Лучшая из голов!
Он снова достал детский рисунок, вдохновивший его, с голодным нетерпением рассмотрел каждый штришок и линию, как будто в них заключалась формула успеха, и снова принялся суетно строчить в тетради, будто боялся, что мысль упорхнёт и он не успеет поймать её за куцый хвостик.
В памяти всплыла теория «единого психоза», которой в конце девятнадцатого века переболело племя европейских психиатров. Они считали, что все психические расстройства стоит рассматривать как проявление одного и того же заболевания. То есть, иными словами, и Мосс, и Гольфист, и Бельгиец, и его давняя пациентка Мама Сью, великая и ужасная, и Митя Бабушкин в чём-то до тонкости схожи. Несмотря на разнообразие их психозов и патологий, ноги их болезней растут из одного и того же общего места. Теория эта была бешено популярна, если слово «бешено» здесь уместно, ведь в переводе на русский «психические недомогания» в те времена и называли различными степенями бешенства. Коли вдуматься, то в чём-то был резон: у всех один и тот же больной орган – голова, точнее, как выражался один русский врач, коллега Чехова, «нутро головы». Уже здесь по меркам давней медицины можно ставить доказательную точку. Но теория убедительна и под современным взглядом: в начале заболевания происходят изменения в эмоциональной сфере, а затем – когнитивные нарушения, поэтому в развитии любого психического расстройства можно выделить несколько общих стадий, таких как мания и неизбежная депрессия. Недаром сто лет спустя появился новый взгляд на теорию, особенно под влиянием работ Ганса Селье, которого Логинов очень уважал. Болезнь стала рассматриваться не только как результат действия патогенного фактора, но и как сгусток, совокупность защитных реакций, «адаптаций» против него. Исходя из этого, по выводу Селье, проявления психических расстройств в большей степени зависят не от причины развития, а от уровня и глубины поражения головного мозга.
А что, если… Что, если… Лечить остальных – Гольфиста и Бельгийца, к примеру, по тому же методу, что и Мосса? Доказать одному, что весь мир – поле для гольфа, а другому, что электрический ток и правда проведён всюду: и в зубной щётке, и в дужках очков, и в собственных тапочках, – надо только перехитрить природу, обмануть Бога, приспособиться и выжить. Если вдуматься: какой это кайф – обмануть Бога! Он тебе ток в брючный ремень, а ты уже предвосхитил его каверзы и надел резиновые трусы! Не это ли вытянет тебя из болезни – осознание того, что ты оказался ловчее! Кто знает, может, через сто лет вот этот самый эксперимент ляжет в основу неоспоримого направления в психиатрии.
Логинов замер. Эксперименты? Хм. Нет, он на этом точно не остановится. Слишком мелок тазик, нужно озеро, море! Он, Логинов, пойдёт дальше, и пусть потребуются годы, чтобы подтянуть
