Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
– Я уехал, а они ещё вслед кулаками махали и грозили полицию вызвать.
Он тяжело пыхтел в трубку, и Кира сразу представила его раскрасневшееся круглое лицо, бусинки пота на блестящем лбу, маленькие юркие глазки-зверьки.
– Мы с доктором условились, – продолжал на высокой ноте Гольфист, – почую шестнадцатый мяч – сразу звоню ему.
Всё так. Только Кира догадывалась, что Логинов-то настаивал на звонке до хватания клюшки, а не после. Если бы Гольфист позвонил ему, только заподозрив в обезьянке свой вожделенный шестнадцатый мяч, уж Логинов смог бы уболтать его так, что тот даже из машины бы не вылез, а ехал дальше по набережной, прямиком в клинику.
Поговорив ещё минуту всё тем же сиропным голосом, Кира попрощалась, нажала отбой и положила мобильный на столик. Случай был паршивый, она это понимала. Но стоит ли отвлекать Логинова? Он – учёный, ему нужны тишина и возможность сосредоточиться. Сейчас его полностью поглотила проблема этого Мосса, ещё одного сбрендившего малого. Как много их становится последнее время. Они – это грязь, нечистоты. Повертеть головой – слева псих, справа псих. Как же невыносимо трудно самой оставаться здоровой, когда вокруг одни больные!
Кира поморщилась. Нет, однозначно, лучше бы Гольфист ударил, и его бы забрали, увезли куда нужно, заперли. Одним бы меньше было. Мосса тоже надо бы оставить в покое: перегорит и выключится, помрёт от разрыва сердца при виде какого-нибудь колпака, напоминающего сачок. Но Логинов с ним возится, сон потерял, сам уже напоминает ненормального. Если ещё съехавший с катушек Гольфист вклинится со своим шестнадцатым мячом, то Логинов совсем сгорит, растает, как свечка.
И, твёрдо решив ничего ему о Гольфисте не говорить, Кира сделала то, что, как ей верилось, было единственно правильным: удалила информацию о звонке из памяти логиновского мобильного.
* * *
Логинов дал себе слово поработать ещё час и затем поехать домой. Но час прошёл, а он всё сидел и смотрел на экран компьютера. На столе лохматыми сугробиками лежали вырезки со статьями, распечатки, журналы и книги. За окном начинало темнеть, надо бы встать и зажечь свет, но Логинов всё никак не мог оторваться от мерцающего экрана, прокручивал страницы медицинских текстов, форумы, кликал мышкой на все ссылки подряд и сам себе казался отчаявшимся зверем, обезумевшим от голода, часами высматривающим в неподвижной позе мелкую добычу – крохотного грызуна – без надежды на удачу и понимая, что сил не хватит на ловкий бросок.
Просидев ещё час, он всё же сунул руку в карман в поисках мобильного. Надо позвонить домой, предупредить, что он задерживается, да и узнать, всё ли в порядке. Телефона не было ни в карманах, ни на столе. Набрав с городского собственный номер и не услышав трель звонка нигде в офисе, Логинов с досадой понял, что забыл мобильный дома. Наизусть он помнил только номер Марины. Её телефон не отвечал, но такое случалось часто. Ни одного другого номера в памяти не осталось, таков современный суетный мир: окажешься без мобильного – и всё, ты полностью отрезан от контактов.
Где-то была записная книжка с телефоном Киры. Логинов открыл ящик письменного стола, приподнял ворох распечаток и исписанных жёлтых стикеров. Из бумажного хлама выпал листок – детский рисунок, когда-то подаренный семилетним ребёнком, которого Логинов вывел из состояния иссушающей боязни школы. И невинные эти каракульки неожиданно заставили Логинова оцепенеть…
…Толстое дерево с широкими крючковатыми ветками, вместо дупла – улыбающееся лицо. И подпись: «Папа». Рядом деревце поменьше, стройное и гибкое – подпись: «Мама». И между ними счастливо смеющийся кучерявый кустик, «я». Все деревья держатся за руки и на тонких карикатурных ножках шагают в нарисованный домик с вывеской «Школа». Туда же, в эту школу, со всех сторон бегут девочки и мальчики – настоящие человеческие девочки и мальчики, в брюках и платьицах, с портфелями, и точно так же держат своих человеческих пап и мам за руки…
Логинов схватил рисунок и замер.
А что, если…
…А что, если наложить ситуацию на реальность? Допустим, есть деревья, они живут среди людей, испытывают людские эмоции, ходят на работу, водят детей-кустиков в детские сады и школы. И никто вокруг об их инородности не догадывается. В глазах других они выглядят такими же, как и все остальные, и только они сами знают тайну тайн о своей сверхсекретной древесной сущности.
Логинов вскочил, поднёс рисунок ближе к лампе. Ну да, они знают, что иные, но вот же, вот – улыбаются, счастливы.
Улыбаются. Счастливы.
Он снова медленно опустился в кресло. Из темноты зеркального отражения выключенного монитора ему подмигнул Митя Бабушкин.
Так просто?
Надо доказать Моссу, что он прав. Не снисходительно согласиться, как делает большинство докторов, обученных в своих институтах кивать в такт бреду, а именно привести научные аргументы в пользу его правоты. К примеру, есть особый вид бабочек, незаметный окружающим. Такие бабочки лишь чуть-чуть отличаются от людей. Как там объясняет Мосс? Теневые точки под скулами и впадины на ладонях? Да! И, может быть, к примеру, сердцебиение, увеличенная селезёнка, зрение… Что ещё? Лимфа! Лимфа отличатся от человеческой! Когда Мосс поймёт, что с ним всё в порядке, и – главное – существуют такие же, как он, и всё это научно доказано, но хранится в тайне, потому что, потому что… Неважно! Это можно придумать по ходу… Главное! Когда Мосс поймёт, что с ним всё в норме, тогда он станет абсолютно адаптируемым, сможет нормально жить и работать! Не будет мешать ни себе, ни другим. Надо только очень постараться найти такие доказательства.
Логинов откинулся на спинку кресла, запрокинул голову, закрыл глаза. Вот оно – то самое средство, способное выгнать болезнь за «черту оседлости», единственный из возможных способов, который поможет Моссу. Вознаграждение за бесконечные и мучительные часы поисков решения, которого, казалось, не существует. И он, Логинов, ходил, спотыкаясь, по самому краю точной выверенной теории, а истина была всего в дюйме от него, но ему не хватило мужества перешагнуть через собственные шаблоны и мерки, отделяющие гениальное решение от околонаучного бреда.
И сразу же с прозрачностью стрекозиного крыла нарисовался каждый будущий день Мосса, и каждый час, и каждая минута. Сколько потеряно времени – теперь уж что считать, надо действовать быстро. Прежде всего, прежде всего…
Не веря пойманной удаче, Логинов схватил блокнот и начал лихорадочно набрасывать план, выделяя одни указания для Веры, другие для Мосса и третьи для
