Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
Вечером Паоло позвонил Амати, и тот объяснил: «Вы видите, ей потребовалось срочно вытеснить это из памяти. Не будем торопиться, мы проделали отличную работу».
Какую работу, Паоло понятия не имел. Виола никогда не рассказывала о своих сеансах, она могла выйти из кабинета жизнерадостной или, наоборот, печальной. Она ложилась на диван, посадив Элиа рядом с собой на полу, у нее на лбу залегала глубокая морщина, и она погружалась в молчание до самого ужина и ела, сосредоточенно уставившись в тарелку. Воспоминания больше не возвращались, хотя Паоло с трепетом их ожидал. Он был убежден, что без осознания произошедшего она так и останется в западне, в нереальном мире, в который ему никогда не будет доступа, и ему придется по-прежнему лгать, недоговаривать, искажать факты. Если память не вернется, ему придется расстаться с надеждой начать все сначала.
– Что ты вспомнила? – спросил он, утирая ей слезы тыльной стороной ладони.
– Несчастный случай, – ответила она.
Паоло секунду смотрел на нее, их колени соприкасались, оба дышали часто, испуганно.
– Я была с Дорой на базаре, мы возвращались домой, она нашла собаку, дворняжку, Токио. Мы подошли к светофору на перекрестке, собака выбежала на середину улицы, и ее, кажется, сбил мопед, а она… мы держались за руки. Дора выскочила на пешеходный переход, хотела спасти Токио, а потом… – Виола подняла глаза и заговорила громче: – Паоло, потом появилась машина.
Его поразила точность, с которой она воспроизвела события: было два свидетеля происшествия, они рассказали то же самое. Его поразило и то, как она произнесла его имя и как посмотрела на него.
– Все так и было? Или я опять отвлеклась?
– Нет.
– Собака умерла? – спросила Виола.
Паоло кивнул и медленно погладил ее по спине. Он чувствовал под рукой изгибы ее тела. Внутри она вся дрожала. Как будто пронизанная холодом. Это все, что она осознала? Что собака умерла?
Амати предсказывал, что память может восстановиться не полностью: «Тогда ей потребуется создать “покрывающие” воспоминания; значит, откопать одни и похоронить другие. По сути, память отдельного человека – это путешествие данного субъекта в пережитое».
– Сегодня я ее видела, – пробормотала Виола, – весь день.
– Кого?
– Собаку. Все время, пока мы искали Элиа… Потому-то я и решила, что его нашла Дора.
Он снова кивнул. Слюна во рту загустела, у него возникло ощущение, что он наелся песка. Он вспомнил слова Амати: «Также у нее появятся смутные, нечеткие воспоминания, возможно из детства».
Конечно, многие воспоминания бывают путаными, неточными, бессвязными. Как о том дне, когда он заблудился недалеко от озера. Эта история как неразгаданный ребус. От нее не осталось ни единого четкого фрагмента. Только телесные ощущения, связанные с чередой образов, перемежающиеся бездонными провалами. Расщелинами. Ни одну невозможно заполнить. У него закралось подозрение, что память Виолы восстановилась лишь частично, и он пришел в ужас.
– Я… Паоло, я уже много месяцев регулярно вижусь с Дорой, мы гуляем, ходим в парк, в музей, на йогу. И говорим, говорим часами, понимаешь?
– Да, – вкрадчиво произнес он, чтобы ее успокоить, а сам тем временем терзался сомнениями.
– Она такая же, как всегда, ничуть не изменилась, ни на йоту.
Он затаил дыхание. И стал слушать дальше.
– Я думала, что она реальна…
Вот оно, подумал он.
Для Паоло ее слова стали освобождением. Значит, она поняла, что Доры больше нет. У него появилось такое же ощущение, как в ту ночь, когда нейрохирург делал Виоле операцию на мозге. Ощущение ясности и твердости. Осознанное понимание взяло верх над ощущениями. Он чувствовал, что они не властны над ним, зато был готов оказать эмоциональную поддержку Виоле. Как надежное плечо, как скала, как тихая пристань.
– И София тоже, – сказала она, прижавшись головой к его груди. – Она тоже умерла.
Паоло боялся, что не сможет контролировать свои движения, а ведь он обещал себе не делать резких жестов, ласкать, но не сжимать в объятиях, притрагиваться, но не давить. Виола была как хрупкое стекло, как листок папиросной бумаги, как частичка пепла. Но сейчас он крепко обнял ее и сдался. Услышав имя дочери, Паоло заплакал. Он этого не хотел, совсем наоборот. Когда он мысленно проживал этот момент, когда проигрывал в голове эту сцену, он видел себя твердым, спокойным, излучающим уверенность, контролирующим ситуацию. Тем не менее, когда Виола произнесла имя дочери, его боль сорвалась с цепи. Спящая боль пробудилась и оглушительно завыла, как в первый день. Ему хотелось выплеснуть наружу все, что случилось, рассказать о каждой минуте, когда он вынужден был молчать, чтобы она поняла, как трудно ему было одному справляться с потерей Софии. Еще он хотел поговорить с ней о Доре. Как же он жалел о той глупой утренней ссоре, как проклинал себя за ревность, за ненависть к ее подруге. Но больше всего он хотел признаться, как скучал по Виоле, и как это тяжело – не иметь возможности разделить с ней жизнь, которую они разменяли на обиды.
Уткнувшись в его плечо, Виола прошептала:
– Как это могло случиться? Это невозможно, несправедливо.
– Да.
Он обнял ее еще крепче. И стал невольно баюкать, как баюкал сына. Как будто пел колыбельную, только беззвучно. Покачивался вперед-назад, не выпуская ее из объятий. Они успокаивали друг друга и вместе плакали. Эти минуты принесли ему утешение, облегчение. Ему казалось чудом, что он может разделить с Виолой воспоминание, ее осознанность могла стать точкой отсчета их новой жизни.
– Я их видела – Дору, собаку, понимаешь? Я проводила с ней долгие часы. С кем я была? С кем говорила? Она приходила сюда, учила меня, как обращаться с Элиа, она всему меня учила… – Виола попыталась заглянуть ему в глаза, и ей пришлось отстраниться, чтобы поймать его взгляд.
– Я знаю, знаю.
– Почему ты мне ничего не сказал? Мне никто ничего не сказал. Вы обращались со мной как с ребенком, как с больной, сумасшедшей.
Виола высвободилась из его объятий, встряхнулась. Она села на кровати и схватилась за голову.
– Амати так велел. Амати настаивал, чтобы… – Паоло запнулся, не сумев подобрать слова.
– Чтобы что? – спросила Виола.
Он отполз назад, прислонился к изголовью кровати. Скрестил ноги, стал разглядывать ее позвоночник. Мысленно вернулся в их первый вечер, когда она шла перед ним, направляясь к машине. Уверенный шаг, гибкая спина. Она была на том же расстоянии от него, что и сейчас.
– Подумай о сегодняшнем дне, Виола, постарайся… Подумай, как ты была уверена в том, что Элиа у Доры. Ты не сомневалась, что видела ее, что говорила с ней.
Виола кивнула.
– На сей счет Амати высказался вполне
