Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Из Англии прибыл коренастый, пучеглазый бонвиван в белых гетрах и сюртуке с атласными лацканами, и тут же сердца десяти тысяч затянутых в корсеты из китового уса кокоток взволнованно затрепетали. В свои сорок восемь лет Эдуард, принц Уэльский, по-прежнему оставался трудным ребенком при викторианском дворе, но вот в Париже он был королем. Внуки санкюлотов, обезглавивших своего добродетельного короля, впадали в неистовство всякий раз при виде попыхивавшего сигарой франта, обладавшего всеми пороками, которыми, по их мнению, должен обладать настоящий король. Когда же месье Эдисон, человек-волшебник, научивший машины говорить и заключивший солнце в маленькие стеклянные шарики, переплыл через Атлантику и поднялся на самый верх Эйфелевой башни в «летающей кабине», всеобщее воодушевление и вовсе достигло истерических высот.
Как и предрекали газеты, в Париже собрался весь мир. Теперь на верандах уличных кафе можно было услышать речь на любом языке. Официанты и бармены быстро уяснили себе, что доллар стоит пять франков, фунт – двадцать пять, рубль – четыре, австрийский крейцер – только два су, а голландский флорин – два франка и пятьдесят сантимов. Кокотки все поголовно занялись иностранными языками и теперь приставали к мужчинам на улице, выдавая странные тирады: «Вы инглиш, да? Инглиш мужчина очень хороший, очень, но Лондон очень грустно, очень. В Лондон нет амур. В Париж много амур. В Париж женщина очень красиво, очень страстно. Я очень страстно с инглиш мужчина. О-ля-ля! Ты мне покупать маленький выпить, да?»
На Монмартре завертелись алые, сверкающие крылья «Мулен Руж», и Анри стал одним из самых преданных его завсегдатаев. На протяжении всей предшествующей осени и зимы он имел возможность наблюдать постепенное становление безумного творения Зидлера. Старый циркач, казалось, выжил из ума, превратившись в живую динамо-машину, работая по шестнадцать часов в день, обращая внимание на каждую мелочь, самолично карабкаясь по лесам, крича на рабочих, выбирая ковры и посуду, нанимая на работу персонал, проводя репетиции, ругаясь с оптовыми торговцами, негодуя, шутя, жуя свою привычную незакуренную сигару. Со временем их знакомство переросло в настоящую дружбу.
– Ну, скажу я вам, месье Тулуз, все будет превосходно! Я все тщательно продумал, и так как до открытия выставки остается всего несколько недель… Прошу прощения! Эй, ты, наверху! Давай пошевеливайся! Бог ты мой! Думаешь, я плачу тебе два франка в день за то, чтобы ты там мух ловил? Да, месье Тулуз, о чем это я… Кстати, а как вам нравится бар? Настоящее красное дерево. Обошелся мне в целое состояние, но ничего, вот подождите, когда за него встанет Сара! Кстати, я уже говорил вам, что мне все-таки удалось сманить ее? Да, удалось! Конечно, было непросто выдернуть ее из «Фоли», но в конце концов мне это все-таки удалось…
И когда он только спал, когда отдыхал? Этого не знал никто. У окружавших же его людей вид был совершенно изможденный. Тремолада, седой толстячок, в прошлом известный клоун, а теперь помощник Зидлера, едва не валился с ног от усталости, поминутно вытирая широкое лицо красным носовым платком.
В марте начались первые репетиции, хотя в зале еще вовсю стучали молотки, скрежетали и визжали пилы, громко переругивались электрики и остро пахло краской. Анри встретил здесь своих старых знакомых – Ла Гулю и других длинноногих танцовщиц, которых знал еще по «Эли». Тяжело дыша и обливаясь потом, они собирались за его столиком в перерывах между репетициями, ибо теперь канкан больше не был импровизацией, но представлял собой тщательно продуманный до последнего движения танец.
Иногда Зидлер тяжело опускался на стул рядом с ним, перекатывая свою незакуренную сигару из одного уголка рта в другой.
– Ну, месье Тулуз, как вам нравится мое шоу? Видите, все эти девочки теперь танцуют у меня, и я назначил Ла Гулю солисткой труппы… Ну, скажу я вам, это такое ощущение… Вот подождите, когда будет готова моя афиша! Вы такой красоты никогда в жизни не видели. Отвалил за нее уйму денег, но именно благодаря ей сюда должны будут потянуться толпы посетителей… Реклама, месье, вот секрет… Прошу прощения. Эй вы, там, на балконе! А ну быстро за работу… Извините… Аиша! Аиша, пойди сюда! До меня тут дошли слухи, что ты дерешься с Ла Гулю… Ну, смотрите у меня, если я только увижу, что вы деретесь, то знаешь, что я сделаю? Дам вам обеим пинка под зад и выкину отсюда… Мне не нужны скандалы, ясно? А теперь ступай в свой угол и репетируй… Кстати, месье Тулуз, у вас не найдется какой-нибудь картинки, чтобы можно было повесить в холле? Ну, что-нибудь… но только чтобы там было побольше красного, а?
После открытия «Мулен Руж» стал для Анри вторым домом. Он был со всеми знаком и мог делать все, что душе угодно. Общие правила на него не распространялись. И хотя еду в заведении не подавали, он обычно посылал за ней и устраивал небольшие застолья всякий раз, когда у него было настроение. Танцовщицы канкана собирались за его столиком и рассказывали ему истории о своих любовных похождениях; Аиша пыталась переманить его на свою сторону в своем затяжном конфликте с Ла Гулю; Сара, барменша, вела с ним долгие душеспасительные разговоры о вреде алкоголя.
Вот так прошли чудесная весна и лето 1889 года. Парижане привыкли к толпам иностранцев в городе и Эйфелевой башне; а обитатели Монмартра – к вращающимся крыльям «Мулен Руж». С началом октября туристы начали разъезжаться по домам. А месяцем позже выставка закрыла свои двери. Сказочный город, раскинувшийся на Марсовом поле, исчез с первым снегом. Чудесные дворцы сначала обнажили свои грубо сколоченные деревянные каркасы, а вскоре и тех не осталось. Колоритные орды дикарей были отправлены обратно на свои острова, в пустыни и джунгли. И только Эйфелева башня осталась стоять в гордом одиночестве, напоминая удивленного жирафа, забытого уехавшим цирком. Париж снова стал самим собой.
Конец года был ознаменован для Анри странного вида письмом с заграничной маркой, которое мадам Лубэ с опаской протянула ему.
– Надеюсь, ничего не случилось, – настороженно спросила она в надежде выудить хоть какую-то информацию. – Никто не умер?
– Наоборот! – воскликнул он, пробежав глазами по строчкам. – Общество двадцати приглашает меня принять участие в выставке, которая состоится в январе в Брюсселе!
Это сообщение ее не на шутку встревожило.
– И что, вы туда поедете?
– Ну конечно же, мадам Лубэ. Это большая честь.
– Честь, скажете же! У них там, в Брюсселе, что, своих
