Бестеневая лампа - Иван Панкратов
Послышался осторожный кашель. Платонов открыл глаза и остановился. Из дверей отделения выглядывала медсестра и делала ему какие-то знаки. Он подошел почти на цыпочках и вопросительно кивнул. Та прошептала:
— Она просто орала тут в телефон кому-то. Я не поняла, что именно — но слышно было на посту…
«Все ты поняла», — подумал Платонов.
— …Если надо, Виктор Сергеевич, я могу позвонить. Минут через двадцать. Типа из приемного. Вызвать вас куда-нибудь.
Платонов машинально посмотрел на часы, прикидывая, куда он мог бы пойти через двадцать минут, но вдруг понял, что медсестра как-то уж сильно хочет быть в курсе происходящего.
— Так, Наташа, спокойно, — остановил он ее тоже шепотом. — Я все еще жив. Всякое случалось. И это переживем. Ну, я надеюсь.
Он знаком показал ей, чтобы она закрывала двери — и входную, и в отделение. Наташа пожала плечами и пошла вниз — настолько тихо, насколько могла. Платонов постоял немного у кабинета — и вошел.
Лариса мерила пространство от дивана до окна широкими шагами, несмотря на то, что ей сильно мешало узкое платье. Судя по всему, на прическу у нее ушел не один час, длинные завитые локоны свисали с обеих сторон, прикрывая поблескивающие серьги. Когда она поворачивала у окна в его сторону, то из-под накрашенных век в него летели не просто взгляды, а какие-то шаровые молнии. От них хотелось уворачиваться, и было одновременно и смешно, и как-то страшновато.
Виктор сел на кушетку, не снимая бушлата, и никак не мог понять, кто должен сказать хоть что-то первым. Взгляд его упал на стол рядом с диваном. Тот самый стол, где обычно стояло пиво, принесенное на «hospital party», нынче был заставлен всякими вкусностями. Большая тарелка с салатом, рядом нарезка, кастрюлька, накрытая, полотенцем, бутылка вина (закрытая) и бутылка шампанского, которую Лариса все-таки открыла сама. Два бокала, один пустой на столе, другой, с пузырящейся жидкостью, на подоконнике — завершали композицию под названием «Жена приехала на работу встретить новый год с мужем, но он, скотина, этого не оценил».
— Может, ты остановишься, — наконец, произнес Платонов. — Ты своими каблуками внизу всех разбудила.
— Плевать, кого я там разбудила, — она замерла на полпути к дивану. — Ты шутки со мной вздумал шутить?
— Какие уж тут шутки, Лариса. Два часа за операционным столом. Да еще с половины операции без нормального ассистента, — Виктор, не вставая, освободился от бушлата, но оставил его за спиной, чтобы не опираться на холодную стену. — Я вон мокрый весь, — он взъерошил свои волосы, но выглядело это не очень убедительно, потому что прошло около часа, как он снял шапочку.
— Ты меня за дуру держишь? — она как-то очень неприятно сморщилась, и Платонову вдруг стало очень хорошо видно, что ей действительно за сорок. Несмотря на тушь, тени, помаду и какие-то процедуры у косметолога, куда она исправно ходит каждые пару месяцев. — Я знаю, где ты был.
В такие мгновенья Виктору действительно становилось интересно, какую же версию она выдаст. Правда, это его чистое любопытство потом разбивалось о полную невозможность доказать свой вариант — но она его просто интриговала своей фантазией.
Он хотел что-то сказать, но лишь устало махнул рукой.
— Вы там в хирургии отмечали с сестрами, я видела.
Виктор был готов к чему угодно, но слова «я видела» поставили его в тупик.
— Вот с этого места поподробней, — Платонов закинул ногу на ногу и сцепил на коленке пальцы в крепкий замок. — Хочется детализации.
Лариса в ответ прищурилась и скрипнула зубами, после чего махнула куда-то в сторону окна рукой:
— Я спрашивала у медсестры, где ты. Ну она же не идиотка, сказала, что ты на операции в неотложной хирургии. Уверена, ты ее заранее проинструктировал.
— Конечно, — кивнул Платонов, не размыкая пальцев. Внутренне он сильно напрягся, ожидая продолжения. Это состояние ему очень не нравилось, но далеко не первый раз в разговоре с Ларисой он чувствовал себя виноватым в том, чего не было и быть не могло.
— Не перебивай, — указала ему холеным пальцем с ярко-красным маникюром жена. — Я не стала ждать. Я сходила туда.
— В хирургию?
— Да, в эту вашу хирургию, — кивнула Лариса. Зайчики от камней в серьгах метнулись по стенам. — Представляешь? Сходила, не поленилась.
— Прямо вот так? — измерил ее глазами Виктор. — Да по сугробам?
— Ну зачем же так, — ядовито ответила она. — Это я опять переоделась, все для тебя стараюсь.
«Она заходила в отделение? И мне об этом не сказала медсестра?» — удивление, судя по всему, отразилось у него на лице, потому что Лариса его разглядела и посчитала признаком того, что она на верном пути.
— Даже заходить не пришлось, — ответила жена, сама того не подозревая, на его немой вопрос. — В окно с улицы все было прекрасно видно. Бутылка на холодильнике, тарелки, какие-то бутерброды недоеденные. На стенах гирлянды висят, на паре столов елочки — атмосфера вполне себе праздничная.
— А я-то? Я-то где был? И вообще — хоть кто-то? — поднял брови Платонов.
— Тебя не разглядела, а вот какая-то девка в халате сидела у мужика на коленях. Телевизор смотрели и целовались.
Пришлось закрыть глаза, чтобы понять все и осознать. Похоже, Люся, пока они были в операционной, времени даром не теряла. Уединилась с кем-то в кабинете и встречала свой новый год под докторскую икорку, водочку и концерты по ТВ.
— То есть меня там не было, — кивнул Виктор, понимая, что Лариса сейчас, как опытный следователь, «качает на косвенных доказательствах». — А напротив не видно было свет в операционной? Не видно, что там люди стоят? Стекла хоть и матовые, но фигуры угадываются.
— Да мало ли что там происходит, — хмыкнула Лариса. — Уборка генеральная.
— В Новый год?
— Да хоть на Восьмое марта. В вашей медицине все по графику.
Она отступила к подоконнику, взяла бокал в руку.
— Давно пора все прекращать, — сказано это было куда-то вбок, как будто не Платонову, а самой себе, но из расчета, что он, конечно же, услышит. — Я себя не на помойке нашла, чтобы какая-то сволочь мне с медсестрами изменяла. Я не для того за тобой из Питера — из Питера! — приехала, чтобы ты так со мной обращался. Лучше бы я тебя тогда насмерть на переходе сбила; папа, царство ему небесное, отмазал бы.
— Я так понимаю, мы разводимся? — театрально всплеснул руками Платонов. — Неожиданно, конечно. Можно, я хотя бы поем в честь такого события?
И, не дожидаясь ответа, он пересел на диван, взял пустую тарелку и принялся накладывать себе салат, нарезанную колбасу и сыр, потом открыл кастрюлю, увидел в ней пюре с котлетами, кивнул и запустил туда ложку.
Он опоздал с реакцией буквально на полсекунды. Лариса кинула в него бокал и попала в плечо. Дорогое стекло ножки хрустнуло, остальное разбилось от удара об пол. Виктор замер, глядя ей в глаза и оценивая ситуацию. Лариса медленно подходила к нему, лицо ее наливалось багрянцем, он слышал шумное дыхание и щелканье суставов в пальцах рук — она перебирала ими, постепенно сжимая в кулаки.
— Разводиться собрался? — каким-то чужим лающим голосом спросила она, подойдя ближе. — Значит, я права была? Нашел себе там кого-то, скотина?
Платонов попытался встать с дивана, но сидел он слишком низко и потерял в скорости по сравнению с Ларисой. Она оказалась быстрей.
Нож, самый обыкновенный волнистый нож для нарезки овощей, оказался у нее в руке со скоростью молнии. Она сделала какое-то движение в сторону Платонова, словно отмахивалась от мух, и коротко вскрикнула.
Спустя пар секунд Платонов понял, что по руке в тарелку с салатом бежит струйка крови. Он отвел глаза от совершенно дикой Ларисы и посмотрел вниз. Потом машинально пошевелил пальцами правой руки — все они двигались.
Тем временем лужица крови увеличивалась.
— В моем столе, в верхнем ящике. Бинт найди, — коротко сказал он жене. Та продолжала смотреть на него ненавидящим взглядом, но постепенно эта злоба выветривалась из ее глаз, уступая место то ли страху, то ли волнению. — Побыстрей!
Она очнулась, отошла к столу, достала бинт, резким движением разорвала упаковку. Платонов обхватил правое плечо левой рукой и постарался хоть как-то
