Странствие по таборам и монастырям - Павел Викторович Пепперштейн

тигры, и если вы когда-нибудь увидите одного из них, уверен, вас это застанет врасплох. К счастью, данная разновидность тигров (я не зоолог, впрочем) людоедством себя не запятнала. Они не интересуются людьми… Во всяком случае, не как пищей. К тому же они никогда не охотятся вблизи их величественного жилища. Они просто уходят, и уходят очень далеко, а потом незаметно возвращаются с добычей. Однако если вы приблизитесь к их кубу на расстояние меньше, чем выстрел из артиллерийской дальнобойки, они убьют вас. Причем сделают это так быстро, незаметно и безболезненно, что вы сами и не заметите. Я же вам сказал: тигры эти особенные – они не играют с добычей, не причиняют боли, но убивают с молниеносной скоростью и виртуозно, как японские ниндзя. Они все делают бесшумно, и жертва их погибает без единого стона, без вскрика, без писка. Эти тигры – настоящие жрецы Тишины. Вы, конечно, не заметили двух холмиков, просто припухлости земли недалеко отсюда? Там лежат мои коллеги Хунф и Аарау. Они также погибли без стонов – так поплатились за любопытство в адрес черного куба. А у меня вот такого любопытства нет. Я изучаю цивилизацию, которая на много сотен лет древнее первых фараонов, а черный куб появился здесь незадолго до эллинизации Египта. Полагаю, его построили переселенцы из Сомали, попавшие под влияние некоторых индийских сект, чьи учения распространялись в Восточной Африке усилиями бродячих сингальских проповедников. Тигров, видимо, приручили в качестве сакральной гвардии храма, а потом, когда эти места обезлюдели, они заняли храм и до сих пор живут в его тьме. Тогда же их приучили быть бесшумными, и это вошло в структуру их генетического кода. Я излагаю вам домыслы, мне и самому они кажутся вздорными, но не я их придумал, не мне их обсуждать: черный куб – не моя тема.

– Не могу поверить, что это здание не притягивает вас. Насколько я успел ощутить, оно обладает колоссальным магнетизмом. И такой азартный первооткрыватель забытых цивилизаций, как вы, не может не чувствовать этого магнетизма. Уверен, что черный куб даже в высшей степени магнетизирует вас. Почти наверняка это сооружение подспудно владеет всеми вашими чувствами, и вам страстно хочется исследовать его, даже если его построили всего-навсего триста лет тому назад. Но вы датируете создание эпохой Александра – время пусть и не слишком древнее, но более чем значимое для мира. Время, когда царь небольшого европейского государства усилием воли овладел ойкуменой, – какой еще исторический период может быть более значим для нас, немцев, для нацизма и лично для фюрера? И вы добровольно отказываетесь исследовать необычный памятник той эпохи? Беспрецедентный по своим размерам, по своей архитектуре и по своему местоположению? Не могу поверить. Это что – научный снобизм или… или вы просто боитесь тигров?

– А что мне прикажете одному делать с полчищами тигров? Вы предлагаете перебросить сюда одну из разбитых дивизий Роммеля – например ту, из рядов которой вы недавно дезертировали, – чтобы они перестреляли этих тигров, одновременно затоптав солдатскими сапогами множество ценнейших исторических находок? Дивизии нужнее фюреру на фронте, да и местное население не простило бы нам: тигры священны, они – боги. Так что это – Superquatsch!

Вальдхорн вертел в руках портсигар, бросая блики на свое бронзовое лицо. Они помолчали. Висс присел на камень, понимая, что его собеседник прав. И в то же время он ощущал странную тоску при мысли о том, что ему никогда не удастся приблизиться к черному кубу.

Тема, казалось, исчерпала себя, но Вальдхорн заговорил снова, на этот раз подбрасывая портсигар на ладони и не сводя с него глаз.

– Я принял вас в состав своей экспедиции не потому, что вы художник. Вы ведь не художник, правда? И не потому, что проникся вашими мучениями в английском плену. Вы никогда покамест не попадали во вражеский плен, разве не так? Вы мюнхенский враль, но все же вы образованный человек, и я заметил, что вы искренне ненавидите англичан. Это тронуло меня. Кстати, вы говорите по-английски, Висс?

– В меру свободно, хотя ненавижу этот язык.

Вальдхорн хмуро перебрасывал портсигар из ладони в ладонь. Повисла пауза.

Висс отчетливо видел, как вздувается и опадает раздвоенная вена на смуглом виске Вальдхорна.

– Вы ненавидите англичан. А как насчет англичанок? – вдруг спросил ученый.

– Что?

– Я говорю, вы не любите англичан. А как насчет англичанок?

– Хм… Не могу сказать, чтобы я хорошо знал их, но полагаю, что они столь же коварны и опасны, как и мужчины их народа.

– Все женщины коварны, Висс. А вот насчет опасности, тут вы совершенно правы. Англичанки – это вам не немки, это не куклы, вырезанные из картофеля. Англичанки во много раз опаснее англичан, Висс. Они космически опасны, они… духовно опасны, если хотите знать.

– О, я вижу, у вас случилась любовная история… Мой мюнхенский мозг говорит мне, что некая прекрасная англичанка разбила вам сердце, то самое сердце, которое вы собирались подарить фюреру, – Висс указал на портсигар, которым играл Вальдхорн.

– Плюньте вашему мозгу в его баварские извилины, дорогой Висс. Ваш мозг – пошляк. Просто есть научная этика, есть определенные нормы поведения, которым подчиняется цивилизованное научное сообщество во всем мире, – эти законы не зависят от войны. Это не любовь – это сотрудничество. К сожалению, я был не единственным европейским исследователем, который нашел этот город. Одновременно со мной – и совершенно независимо от меня – этот город отыскала одна англичанка. Ее зовут Джейн Уайлд, хотя она отнюдь не дикарка. Это имя достаточно хорошо известно в археологических кругах. Она молода. Впрочем, и мы с вами не старики. Я познакомился с Джейн на археологической конференции в Турине в 1937 году. Не скрою, она поразила меня глубиной своих знаний, своей проницательностью, а также красотой. Никакой романтической истории не случилось. После конференции мы некоторое время переписывались, но эта переписка имела сугубо научный характер. С началом войны переписка иссякла. А потом я встретил ее здесь, во время моей первой экспедиции. Возможно, наши письма конца тридцатых годов сыграли определенную роль в этом деле: тогда мы достаточно откровенно делились друг с другом догадками и гипотезами относительно данной местности, в то время еще совершенно не исследованной. Джейн изучала старинные пути торговых караванов, а также собирала сведения о разбойниках, грабивших эти караваны. Сопоставляя различные свидетельства, она пришла к выводу, что в этих краях давно располагается место, уникальное в отношении большого количества отличной воды. Затем, исследуя египетские, коптские, греческие и арабские источники,