После завтрака - Дефне Суман
– Может быть, тебя еще что-нибудь беспокоит, Селин? Прабабушка здорова? Юбилей завтра будете отмечать, если не ошибаюсь? Всё в порядке?
Ну да, конечно, завтра же бабуле исполнится сто лет! Сто! Круто! Поэтому и Бурак к нам приехал. Он должен написать статью к юбилею Ширин Сака. Ага, держи карман шире! Я знаю, зачем ты сюда приехал, Бурак Гёкче! Ах ты, журналюга! Лицемер!
– Дядя Уфук, а ты почему не с нами?
Я не хотела, чтобы мой голос прозвучал так громко. Девушка в платке из-за соседнего столика и державший ее за руку молодой человек обернулись и посмотрели на меня.
Дядя Уфук молчал. Наверное, поглаживал свою бороду длинными бледными пальцами с ухоженными ногтями. Он так хорошо играет на гитаре. Особенно классическое фламенко. А у Бурака какие руки? Пальцы, кажется, короткие. И маленькие ногти. Очень некрасиво.
– Дядя, ты завтра приедешь?
В высшей степени естественный вопрос. Мы устраиваем tea party[77] по случаю столетнего юбилея Ширин Сака в ее особняке на Большом острове, а ее зять отсутствует. Тогда почему так колотится мое сердце? Как будто я заговорила о чем-то запретном. Почему запретном? Потому что никто не задал тете этот сам собой напрашивающийся вопрос. Значит, задавать его нельзя. Ни папа, ни бабуля ни разу не спросили тетю Нур, где Уфук, как поживает, чем занимается. Садыку любопытно, но он помалкивает. Бурак не в счет. Он-то понятно, почему не спросил. Получается, я одна не знала всем известную тайну. Чтоб вам провалиться!
Молчание в телефоне наконец прервалось.
– Нет, Селин, завтра я не приеду.
Мое горло сжалось, из глаз чуть не брызнули слезы. Лицо горело, словно я окунулась в морскую воду. Однако я овладела собой.
– Но почему? Почему?
Девушка за соседним столиком все еще смотрела в мою сторону. Что ты смотришь на меня таким озабоченным взглядом? Да, я готова взорваться, словно бомба. Если бы дядя Уфук приехал к нам на праздник, все было бы по-другому. Совершенно по-другому. Во-первых, он не остался бы равнодушным к исчезновению папы. Стал бы искать его вместе со мной. Или, по крайней мере, дал бы мне какой-нибудь разумный совет. Если бы дядя Уфук был с нами на острове, Бурак не заперся бы с тетей Нур в столовой. Не посмел бы. И они не стали бы трахаться на обеденном столе под Альбинони.
Все, сейчас заплачу. Дядя Уфук на другом конце линии монотонно излагал причины, по которым он не смог приехать. Этот праздник он, оказывается, отмечает в Эренкёе с родителями и приехавшими из Америки сестрой и племянниками. Племянники очень по нему соскучились. Несколько лет его не видели. Так уж получилось в этом году. В ближайшее время мы вместе пройдемся по музыкальным магазинам Кадыкёя. Я молчала. Потом громко вздохнула. Не знаю, услышал ли дядя Уфук этот вздох, но его голос вдруг изменился.
– Селин, у твоей тети все в порядке?
Я не знала, что ответить. Зависла. В курсе ли дядя Уфук, что Бурак на острове? Да или нет? Наверное, да. А если нет? От этого зависело, как я сформулирую ответ, но я не могла сообразить, как это выяснить. Мое молчание обеспокоило дядю Уфука. Его голос стал жестче.
– Селин, что происходит? Расскажи мне все как есть. Что с Нур? У нее все в порядке?
– В… в… в порядке, – выдавила я из себя. – Все хорошо.
– Она сейчас рядом? Можешь позвать ее к телефону?
Дядя сильно встревожился. Если бы он знал!
– Нет. Позвать не могу. Я не дома. А она дома. То есть была там, когда я уходила. Она в порядке. У нее все хорошо.
Все хорошо у нее. Просто прекрасно. Принцесса этакая. День на дворе, а она все расхаживает по дому в кимоно, которое ты привез ей из Японии. Заходит за руку с Бураком в столовую и закрывает дверь на ключ. Нет, я не могу рассказать об этом. Это было бы слишком жестоко. Прижав телефон к уху, я встала, подошла к официанту, ставившему на соседний столик сосиски и хлеб, и схватила с его подноса запотевшую бутылку пива. Достала из кармана шортов бумажку в двадцать лир, положила ее на столик, придавила стеклянной пепельницей и побрела с бутылкой в одной руке и телефоном в другой вниз по склону. Отойдя подальше от столиков, сосисок и следящих за мной беспокойных глаз, обогнула высокий скалистый выступ и опустилась на землю. Отхлебнула из бутылки.
– Дядя Уфук, мой папа, наверное, покончил с собой.
– Что? Что ты говоришь, Селин? С чего ты взяла?
Я вдруг зарыдала навзрыд. Слезы смешались во рту с пивной горечью. По щекам катились газированные капли. Я откинулась спиной на камень и вытянула ноги. В кожу впились камешки и сосновые иголки.
– Дядя Уфук… мне очень плохо.
Едва сказав это, я поняла, что и в самом деле ужасно себя чувствую. Не только сейчас, а уже много дней. И даже не дней, а недель, месяцев… Стою на пороге никак не начинающейся жизни, и все у меня неполное, неполноценное… А осознала я это из-за Бурака. Он так мне нужен! Ну вот как такое может быть? Я ведь его даже толком не знаю. Это очень глупо, но пустоту в моей душе мог заполнить только один человек во всем мире: Бурак Гёкче. Своим интересом ко мне и своей любовью. Я вдруг поняла: да, любовь и есть такая вот глупость. Я влюбилась. С головой. Превратилась в слова идиотской поп-песни. Я зарыдала громче.
– Селин, милая, пожалуйста, успокойся и расскажи мне, почему ты считаешь, что твой отец мог совершить самоубийство, хорошо? Откуда у тебя взялись такие подозрения?
