Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Захар подвёл гостью к тому месту, куда приглашал всех посетителей, желая ошеломить красотами местности. Та посмотрела вниз, вверх, в стороны и устало произнесла:
– Ну, и что тут особенного? Горы стремятся к морю, а море вынуждено облизывать камни. Я видела места и получше. Дашь наконец напиться?
Захар засуетился. Вот дубина! Женщина два часа тропила дорогу, а он кормит её разговорами.
Быстро собрал на стол, благо имелось много чего, всё свежее и привлекательное. Гостья, к соблазнам привыкшая, хлебнула вишнёвой настойки, закусила ягодкой чёрного кишмиша и сказала:
– Я в Хосту насовсем переехала. Квартиру новую купила, на набережной, в доме, который построила депутат местного законодательного собрания. Шустрая бабёнка – такое местечко отхватить. Что не продала, сдаёт в аренду, внизу кафе для своих, салоны красоты, фитнес, химчистка и проч. Дорого, но того стоит.
– А семья твоя где?
– Как сказал поэт: Иных уж нет, а те далече… Муж скончался от инфаркта, дети живут в Каталонии, там у них семейный бизнес, внуки по-русски с акцентом говорят. Я им неинтересна, а мой опыт смешон. Иногда хочется плакать, но сдерживаюсь – сентиментальность вызывает у молодых брезгливость.
– Может, ошибаешься? – поинтересовался Захар, думая совсем о другом – что её сюда привело.
Дама повела плечами.
– Не-а. Закон природы: через тридцать лет их собственный путь будет казаться их детям кривым и примитивным.
– Считаешь себя носителем истины. А если дело в воспитании? Дети – механизм тонкий, кто знает, как воспитывать. Собственным примером? Так это кем надо быть!
– В кумиры я точно не гожусь. Жила, не задумываясь, в своё удовольствие, теперь собираю подгнившие плоды…
«Так. Значит, не я один казнюсь воспоминаниями. Тоже ошибся, и не раз, но не сдался и не сдамся до самого конца», – подумал Захар и почувствовал признательность к женщине, которая наградила его озарением. Даже мелькнула прежде невозможная мысль, что такая способна была бы заменить ему Лу.
Попробовал переменить тему:
– Но ведь у тебя в Москве, поди, друзей полно.
Гостья опять дёрнула плечом.
– Тоже со временем рассеялись, общаемся всё больше по телефону, по скайпу, это и отсюда доступно. В общем серенько как-то. Тоскливо. Я тут подумала: вместе нам было бы веселее. А? Переезжай ко мне, одну из комнат обустроишь, как понравится. На твоё мужское достоинство не покушаюсь, не бойся. Вечерами будем вместе чай пить, беседовать, телек смотреть, купаться ночью ходить. Я стану заказывать продукты, ты – готовить, врач меня на дому навещает, и тебя где надо поправит.
Москвичка долго что-то перечисляла. Захар, не вникая, смотрел, как шевелятся аккуратно накрашенные губы. Повеяло предвечерней прохладой, и в воздухе резче обозначился пьянящий французский аромат, но не было в нём прежней власти.
Губы остановились, и он ответил без раздумья, потому что будущее давно было продумано, мечты завязаны, зашиты, замурованы накрепко. Только старался говорить как можно мягче, чтобы не обидеть – женщины всегда обижаются по поводу и без повода.
– Прости, Аркадьевна, я уже не гожусь для новой жизни и путь свой тут закончу. Не я судьбу выбрал, а она меня. Ничего нельзя изменить из того, что назначено.
Гостья была из тех, кто варианты просчитывает заранее, поэтому уговаривать не стала.
– Тогда прощай и спаси тебя Бог.
Не спеша поднялась с широкой деревянной скамьи, машинально отряхнула юбку и стала осторожно спускаться вниз.
«Вот и всё, – подумал отшельник с неожиданной грустью. – За этим шла». Явись она три года назад, когда зимой, в одиночестве, он дрожал от сырости и страха перед неизвестностью, каков был бы ответ, он не знал. А хотел ли знать?
Захар глубоко вдохнул и громко сказал деревьям:
– Всё не так просто, – Аркадьевна. – Однако спасибо, что не пришла раньше.
10
Платаны первыми почувствовали приближение осени. Внизу, на склонах горы, пока ещё густо-зелёных, появились большие ржавые пятна. Позже к ним присоединятся красные листья граба и желтые дубовые. Годичный цикл устремился к завершению. В природе всё движется по кругу, и как умело ни прячется хвостик, время конца везде расставляет свои знаки.
Которая это его осень на Бытхе – восьмая, десятая, двенадцатая? – Захар не считал, не видел смысла. Поменял пенсионную книжку на банковскую карточку и перестал спускаться в Хосту, обходясь ближайшими торговыми точками. Впереди больше не было неизвестности. Здесь, наверняка, ничего нового не случится, а там, внизу, опыт его жизни, понятия и привычки, его идеалы никому не нужны.
Гости тоже не тревожили. У Виктора родился третий ребёнок, и он рискнул изменить жизнь, пока есть силы и интерес к новому, – подписал договор с большой строительной фирмой из Комсомольска-на-Амуре. Серьёзная должность с хорошим окладом, служебная квартира и дальневосточный дачный гектар. Так что кухонная полка осталась висеть в вагончике до конца дней, и воспоминания о прекрасном мгновении сгинут вместе с хозяином. Воспоминаний было жаль. От памяти чувств горело сердце.
В последнее время Захар всё чаще возвращался мыслями назад, особенно после того, как здоровье начало давать сбои сразу по всем направлениям. Ещё недавно мог работать за троих, а нынче и за одного уставал. С удивлением обнаружил, что тело подчиняется плохо. Аппетит пропал, мышцы таяли, оставляя кости гулять в сухой коже. Чтобы поднять тяжёлый предмет, приходилось присесть на корточки, а чтобы с корточек встать, за что-то ухватиться. Особенно угнетали руки, привыкшие мастерить, воплощая идеи, которые подбрасывало воображение, а тут – взяли моду болеть заодно с другими суставами, да и мозг присмирел, стараясь не расходовать энергию на художества, хватило бы на размышления, которые в безделье одолевают постоянно.
Наверное, каждый, дотянув до старости, задумывается: кто я и что же это было? Долго было, густо. Жизнь. Ты её получил, не испросив, и прожил, как получилось. Пришла пора оглянуться, оценить усилия, выяснить прочность достоинства и черту, за которой слабость превращается в отступничество. Самому себя определить труднее, чем другого человека: избыток конкретной информации мешает выделить главное, чтобы получить целое, но мысль, что мог бы прожить лучше, да не сдюжил, продолжала терзать.
Сомнения, подпираемые недугами, выползали из своих убежищ, дразня разгадками. Недавно Захар проснулся в смятении, даже, можно сказать, в ужасе. Что же ему такое страшное приснилось? Что он умер. Но испугало не то, что умер, главное – ведь жил, жил! И каков результат? А нет результата. От всего отказался, гоняясь за химерой любви, вооружившись вместо кисти поварёшкой, оттого вся его жизнь больше походила на обманку.
Обидно. Останься он на Кубани, в Казачьем войске,
