Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Младшие дочери никогда не видели моря, они ничего не видели, родились буквально во тьме. Близнецы. Это было даже выгодно, их можно было принять за одну. Мы их прятали как могли. Ольга тогда работала кассиршей на вокзале, она сулила за них бесплатные билеты: мне, мужу и Марине.
– Здесь вы без нужных знакомств не выживете, – предупреждала меня, – а у меня есть знакомые, вы можете обменять новорожденных, они же только родились – не дети, а котята, ты к ним еще не привязалась, быстро забудешь, а Марину спасешь.
– Уезжайте, – гнала она нас, – пока еще пропускают. Через несколько месяцев отсюда уже не будут выпускать.
Муж сказал: «С девочками они тебя не выпустят, пока не выпустят, надо ждать». Он уже что-то знал, но не говорил мне.
Я мучилась кормлением близнецов. Молока в груди не хватало. Я плакала от бессилия, вспоминая нашу дачу, приобретенную перед блокадой. Там все росло, кипело, смородина размером со сливу, и даже черешня прижилась.
Мамина подруга поделилась саженцами клубники со своего огорода – крупные, почти черные от сладости ягоды, я так мечтала кормить детей витаминами: вот вам, ягодки, по ягодке. Но там нас уже ждали, туда было нельзя. Девочки смотрели на меня одинаковыми голодными глазами и не плакали. Марина тоже не плакала. Тоже маленькая, голодная, с обкусанными ногтями.
Однажды муж принес баночку с молоком. «Выпей, – сказал он, – тебе передали». Молоко не убывало в груди еще два года.
Муж оттачивал одно умение. Но у него не все получалось. И учил параллельно меня, как ставить заслонки. Он предчувствовал, что скоро уйдет. Он боялся, что меня найдут. Я освоила самый простой прием – дорожку капканов. Мы хотели переходить на более сложные уровни, но ему позвонили и попросили забрать замки. Больше я его не видела.
Уже позже, после исчезновения мужа, я нашла заначку, но те деньги никому уже не были нужны. Бумага. Хотя муж написал, он что-то знал, он написал: «Наташа, будь благоразумна, сохрани».
Когда я получила письмо, я стала искать ту женщину, Ольгу, через которую уезжали. Я боялась, что она умерла, заведуют отъездом уже другие и с теми, другими, придется устанавливать новые рыночные отношения, а платить мне уже нечем. А Ольга моя должница. Тот рынок, где торговали всем и где меня знали – я уже давно туда всё отнесла, – прекратил свою работу. Работали тайно другие, но мне нельзя было туда соваться.
Я долго искала Олю. Сначала не видела ничего, кроме черноты, меня все время рвало, это был опасный для моего здоровья эксперимент, но потом включился маячок – желтая палочка, похожая на зародыша или бактерию инфлюэнцы. Мы с мужем любили рассматривать бактерии под микроскопом, он был в прошлом бактериологом, и я уцепилась.
Это была Оля. Она не хотела встречаться со мной. Она буквально была при смерти, я сказала ей об этом сразу: «Оля, ты скоро умрешь, отдай долг, мне нужны билеты». Оля сказала: «Есть только один билет». Взяла меня за руку, и на моей ладони появился шифр. Ольга рассказала мне, что быстро я не доберусь – год, может быть дольше. Железная дорога разгромлена, по некоторым городам придется идти пешком, контингент разный, люди, те, у кого остались органы, почти исчезли как вид. Детей уже не осталось. Вот только твои дочери. Где они? Я тут же отключилась от Ольги. Я знала, что письмо – скорее всего, ловушка. Что-то было не так с изображением. Баба Рая светила тусклым светом. Элоиза не просматривалась, только глаза за очками. Но я так хотела на море.
– Марина, помнишь, как мы с папой купали тебя в море? Ты любила сидеть на берегу с лопаткой, у тебя была красная лопатка, и ты закапывала резиновых уточек в песок. Мы приехали не в сезон, владельцы кафе уносили с пляжей зонты и лежаки. Мне особенно запомнился мальчик и его дед, рыбак. Однажды мальчик поймал осьминога и тащил его по берегу, показывая всем местным. Ты испугалась. Заплакала. Я взяла тебя на ручки. У тебя была холодная попка в песке. Мы вошли с тобой в море по колено, по бедра, по плечи. Ты водила вокруг меня ручками, пытаясь поймать в воде золотые лучи, тебе казалось, что это золотые рыбки. Папа сказал: «Загадаем желания». «Я хочу всегда быть с вами вместе», – сказала я. Успела загадать.
Я не знала, из какого района отходит поезд. Каждый раз это было засекреченное место. Поезда отправлялись раз в год. Говорили, что никто из уехавших не добрался до места. Муж показывал, чем кончилось дело с отъезжавшими. Я видела, как их тела грызли лисы. Видела, как грызли лис.
Каждый раз боялись, что поезд последний. Что больше не будут вывозить. Но на этот раз точно всё. Ольга тоже об этом знала. Я не хотела у нее больше ни о чем спрашивать: она чуть не присосалась к моим детям. Марина – десятилетняя девочка, Катя и Таня – пятилетки. Дети мои не росли, не взрослели: особенности климата и той еды с мутациями. Муж перед исчезновением сказал, что хватит на десять лет, не больше, а потом он нас найдет.
Что-то мне подсказывало не брать чемодан. Брикеты с едой и старые деньги я приклеила скотчем на животики девочек. Меня могут убить, а с едой, без меня, у них есть шансы выжить. Я в этом деле полагалась на Марину. Я предчувствовала, что не доберусь до Раи. Тот мир истощал меня.
Ночью Марина повела меня в одно место, мы умели с ней разговаривать без слов и ходить туда. Марина тоже была проводница. Я увидела мерцание, как будто кто-то давно обрызгал себя духами и частицы запаха сохранились.
Ты знаешь, где отец? Она покачала головой, нет, но отец оставил здесь это. Я не видела, шарила долго в темноте, у меня кружилась голова, Марина хотела помочь, но я попросила: «Только не включай свет, не трать запасы, я найду». И я нашла. Это была
