Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
– Я тебя звала, – сказала она.
Она распустила волосы, сняла пальто, надела черное худи и веревочное ожерелье с жемчужиной причудливой формы.
– Извини, я заканчивал купать Элиа и собирался идти к тебе. Скажи…
– Можно мне в кабинет?
– Конечно. Какое красивое колье.
– Правда? Мы с Элиа сделали его вместе.
– Как ты думаешь, может, подстрижем его?
– Сегодня? Лучше завтра…
Она исчезла из поля зрения, он услышал шаги в соседней комнате и щелчок выключателя: она зажгла светильник с абажуром. Стены у них были тонкие, как папиросная бумага. Его удивил ее вопрос, Виола никогда не заходила в кабинет. Паоло завернул Элиа в большое полотенце, поднял и перекинул через плечо, как мешок. Вприпрыжку побежал в спальню, с размаху опустил сына на кровать и, откинув полотенце с его лица, проговорил:
– Куку! Кто это тут у нас?
Элиа развеселился, но его радость достигла предела, когда Паоло снял полотенце с его живота, надул щеки, словно рыба, и стал изо всех сил дуть в пупок малыша, издавая звуки, похожие на пуканье. Оба покатились со смеху, и отец, и сын. От счастья у них захватило дух, как на американских горках. Настолько, что Элиа пустил струйку в воздух. Паоло вытер его и громко сказал:
– О’кей, ты прав, это моя вина, не надо было мне… Ну, а теперь пора: присыпка, соска, пижамка.
– Соська.
Элиа смиренно перенес процедуры, даже позволил отцу причесать его щеткой для младенцев с шелковыми щетинками. Паоло усадил его в манеж и только потом дал соску. Элиа занялся своими игрушками – оранжевым шариком с погремушкой внутри, большими ключами из зеленого пластика: это был его мир, ограниченный стойками и перекладинами.
Паоло опустился в кресло рядом с ним, сфотографировал сына и переслал снимок Симоне, добавив подпись: «Жив и здоров». Потом снял ботинки и мокрые носки. Мягкий синтетический ворс ковра защекотал его ступни, он снял пуловер и закрыл глаза. Он устал, обессилел. Почувствовал, что клюет носом, живот у него расслабился, дыхание замедлилось. В голове замелькали смутные, бессвязные картинки – улица, растение, лошадь… Он резко открыл глаза, услышав собственное звучное сопение, в кармане опять трезвонил телефон. Он уснул? Всего на мгновение. Элиа взял за лапу плюшевую черепаху.
Паоло увидел на экране мобильника фото Симоне в клетчатой фланелевой рубашке: он стоял с огромным стаканом пива, подняв большой палец. Он набрал не меньше десяти килограммов. Его фотография исчезла, вместо нее на экране появилось имя Марганти.
– Да, Джулио, я тебя слушаю.
– Ты видел?
– Что?
Он протер глаза, несколько секунд дремоты взбодрили его не хуже целой ночи полноценного сна.
– Они арестовали Папу. Упрятали за решетку… Наконец-то!
– Я не знал.
– Правда, что ли? – усмехнулся Марганти. – Зайди на сайт информагентства. Через минуту появится море заголовков.
– Хорошо, – ответил Паоло, пытаясь придать уверенности голосу, хотя он сомневался, что это действительно хорошая новость.
– Паоло, это потрясающе, это невероятное событие.
– Да, просто фантастика.
– Не будем отменять встречу в воскресенье, в шесть, где обычно, о’кей?
– О’кей.
Он поднялся с кресла и поцеловал сына в затылок: тот сидел в манеже, опустив голову.
– Сейчас вернусь, – предупредил его Паоло.
Он пошел за очками, которые лежали во внутреннем кармане куртки, потом отправился в кабинет, где стоял компьютер: он хотел прочитать все. Он спрашивал себя, приложил руку Марганти к этому аресту или нет. Когда он открыл дверь, то увидел Виолу, склонившуюся над столом, комнату тускло освещала люстра с абажуром, газетную статью украшал желтый конус, в центре страницы было изображение сидящего на земле ангела с большими крыльями. Ее руки лежали на бумаге ладонями вверх, она не шевельнулась, когда он вошел.
– Ты можешь сам заказать пиццу? – медленно спросила она. Голос у нее был хриплый, она сгорбилась.
– Да, конечно.
– Хорошо. Дай мне еще пять минут. У меня сейчас голова лопнет.
16
Когда Паоло закрыл за собой дверь, Виола встала из-за стола и рухнула на диван. У нее болела голова, но она была счастлива.
Она вспомнила весь нынешний день, удивилась, как гладко все прошло, в ней дремала мысль, что судьба препятствует ей. На нее ополчился Сатурн. Коварная звезда. У нее тяжелели веки, она вспоминала Агнес: светлая скандинавская улыбка, мягкая вежливость. Виола пообещала себе позвонить ей, позвать ее в гости, чтобы не оставаться в долгу. Благодаря этой молодой женщине у нее появлялась возможность вытащить себя из той изоляции, в которой она очутилась. Паоло, как и Амати, всегда говорили ей одно и то же: «Нужно создать сеть контактов между матерями: когда дети в таком нежном возрасте, особенно важно полностью посвящать себя малышам. Одиночество может способствовать уходу в депрессию».
Виола снова подумала об Иване, улыбнулась и открыла глаза: ей не хотелось засыпать. Ее не покидало чувство изумления от того, что он не раздумывая бросился ей на помощь. Когда он назвал ее Вио, она растрогалась: так называла ее только Дора. Иван сумел сразу же распознать ее беспомощность, и это ее удивило. Он пришел на выручку, как только запахло бедой. О чем они с ним говорили? Иван рассказывал ей, как Паоло сообщил им о том, что они ждут ребенка: «Он мне сказал, что ты беременна, что у вас родится Близнец». Кажется, он так сказал. Или нет?
Она вспомнила его татуировку: знак Весов на бицепсе. Она обратила на это внимание, потому что весы были одним из предметов на гравюре в газете La Lettura. Поэтому она и отправилась в кабинет. С тех пор как она потеряла Элиа, этот рисунок не выходил у нее из головы. Ей хотелось еще раз на него взглянуть. Она знала, что после несчастного случая ее память стала хилой, как дряблая мышца, ей не давали покоя разрозненные обрывки воспоминаний. Эта гравюра изображала что-то связанное с ней.
Она попыталась встряхнуться, но в голове раздался сухой щелчок. Такое с ней часто случалось: в мозг словно ударяла молния. На миг от этих вспышек перехватывало дыхание, потом они пропадали или же переходили в мигрень. Они расходились, как круги по воде. Нередко после этого она сразу засыпала. Но сейчас не хотела. Она встала и, пошатываясь, вернулась к компьютеру, попыталась сосредоточиться на статье, о которой Дора рассказала ей утром. Дора вела себя как этот психотерапевт: под тем, что она говорила, всегда подразумевалось что-то еще, зашифрованное послание, скрытый смысл.
Виола снова села за стол и стала разглядывать картинку, сопровождавшую статью. Это была
