Mittelreich - Йозеф Бирбихлер
Летом на берегу озера все чаще встречались парочки, которые сбивались в группы, жгли костры и плели венки из цветов. У мужчин были длинные волосы и буйная растительность на лице, длинные рубашки они носили навыпуск. И мужчины, и женщины беспрестанно курили конусообразные сигареты, держа их обеими руками, глубоко затягиваясь и передавая по кругу. Девушки носили разноцветные мешковатые шаровары, чаще всего розовые и лиловые. Их волосы были растрепаны и немыты, но короткие стрижки обращали на себя больше внимания. Если парочки не курили, они лежали друг на друге или, обнявшись, без остановки целовались. Купаясь в озере, не только мужчины, но и женщины сбрасывали с себя всю одежду и продолжали то, чем занимались, уже в воде. Хозяин усадьбы под натиском шокированных сестер и возмущенных постояльцев однажды спустился на берег и попытался объяснить, что этот участок – частная собственность. Он сказал: такое поведение здесь недопустимо; не могли бы они уйти, иначе он вызовет полицию, и она наведет порядок. Эти люди, ответив «Окей, окей, поняли, старик, расслабься», перешли на соседний участок и продолжили в том же духе. Когда через какое-то время их выдворили и оттуда, они вернулись на старое место и разожгли новый костер. Хозяин в раздражении позвонил в участок и услышал от сержанта Зееталера, что полицейское вмешательство невозможно, потому что отсутствует состав преступления.
– Но они занимаются развратом, – возмутился хозяин. – Я их не приглашал. Они не спрашивали разрешения. Разве демократия означает, что мой участок на берегу теперь принадлежит всем подряд, господин полицейский? Так это не демократия, это коммунизм!
– Ну ладно, – ответил Зееталер, – ладно, ладно! Но, во-первых, участок не огорожен, а во-вторых, согласно баварскому положению об озерах, к каждому озеру в Баварии должен быть обеспечен доступ. Пока они не совокупляются у всех на глазах, не перепихиваются, говоря по-простому, то, что они делают, нельзя назвать нарушением общественного порядка. Если вы застукаете их, когда они будут трахаться, сразу звоните. Тогда, возможно, что-нибудь и придумаем. Но пока мы доедем, они, вероятно, уже завершат это дело, парень давным-давно кончит. Молодые ведь еще.
Зееталер говорил довольно раздраженно. И хозяин усадьбы разозлился еще сильнее.
– А как же право собственности? – с яростью закричал он в телефон.
– Ну да, собственность! – уныло усмехнулся Зееталер, у которого в собственности были только зеленая униформа и старый мопед. – Ха! У собственника есть обязанности, – изрек он чиновничьим тоном после долгих размышлений (хотя знал эти слова наизусть), – так написано в конституции. Но плевать! Сначала надо поставить забор. Пока мы ничего поделать не можем.
На этом разговор закончился. Про гашиш тогда слыхом не слыхивали – разве такое возможно.
Так что хозяин огородил жердями участок на берегу, словно это был лошадиный выгон, посадил изгородь и оставил между двумя столбами расстояние шириной в метр, для калитки. Постояльцы проходили через калитку каждое утро – с лежаками и полотенцами, детьми и пуделями, восторгами и депрессиями – и охраняли это новое пристанище от постороннего вторжения уверенно и ожесточенно, получше дворовой собаки, словно речь идет об их собственности.
Другие участки на берегу озера тоже постепенно отгородили от улицы заборами, поток визитеров все рос, а места не прибавлялось. По выходным люди приезжали из города на автобусе или пароходе, некоторые даже на новеньких автомобилях, и искали подходы к озеру. Однако за пределами деревни берега сильно заросли, растительность мешала пройти и не располагала нежиться на солнце. Летом в жаркие дни возникала толчея. Быстро установилось враждебное недоверие между местными и отдыхающими, которые привозили корзинки с едой и пледы, так что не выказывали никакого намерения заглянуть в гостиницу, трактир или одну из трех мелочных лавок. Многие отдыхающие, которые, как стадо овец весной в поисках пастбища, бродили по деревне летом в поисках места для купания, через некоторое время перелезали через изгородь и располагались на пустом участке. Когда появлялся собственник и требовал, чтобы незваные гости покинули его землю, нередко доходило до опасных столкновений. Незваный гость заявлял владельцу:
– Тебе придется меня вынести, сам я не уйду. Озеро для всех.
Владелец участка, если это был крестьянин, – а чаще всего это был крестьянин, потому что присоседившиеся хозяева особняков, приезжавшие в деревню с большими деньгами, покупали землю и не желали терпеть кого-то рядом с домом, с самого начала огородились дорогими и высокими заборами, преодолеть которые было невозможно, как недавно построенную в Берлине стену, – говорил упрямому горожанину:
– Не бойся, не трону, иначе мне тоже не поздоровится. Но есть другое средство.
Он шел к выгребной яме, набирал полное ведро навозной жижи, возвращался к озеру и аккуратно разливал содержимое вокруг незваных гостей. Запах был такой, что даже самый крепкий горожанин не выдерживал и убирался прочь, – нередко после драки, сопровождавшейся громким вызовом полиции. Но полицейских в деревне было маловато, Зееталер не мог разорваться и быть одновременно в нескольких местах. Да и не хотел. Вся эта возня вокруг собственности порядком действовала ему на нервы, чаще всего он притворялся мертвым или, по крайней мере, перегруженным работой.
Так все начиналось. Пока вполне естественно.
Однако некоторые владельцы участков инстинктивно почувствовали, что необычное соотношение спроса и предложения, сложившееся из стремления защитить частную собственность в виде участков у берега, с одной стороны, и потребностью горожан в отдыхе, с другой, представляет собой непаханое поле, и стали вывешивать на калитках таблички: «Разрешается купаться и загорать. Наверху без ограничений. У воды тоже. Вход: 1 марка».
И постепенно конфликт между собственниками и отдыхающими уладился. Обе стороны нашли общий язык, никто больше не звал полицию, никто не хотел вмешательства государства.
