Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
Зимородов умышленно обидел Емонова. Тот пошутил, но в Зиновии Павловиче расцвело настолько победоносное настроение, что даже легкая ирония могла его оскорбить, поэтому он сказал злую вещь, прекрасно зная о многочисленных бедах вечно влюбленного в кого-то проректора, который искал и не находил. Зимородов намекнул на бестолковость Емонова, не умеющего разобраться, с чем он имеет дело - с живым посторонним человеком, пусть и прекрасным, или с собственными галлюцинациями насчет очередного союза. На этих приключениях проректор заработал язву и теперь уверенной поступью двигался дальше к новым заболеваниям.
Емонов меланхолично ворочал во рту пюре.
- Это не он, случайно? Триумф воли? - Проректор кивнул на дверь.
Зимородов оглянулся и увидел в дверях Греммо.
- Да у вас и впрямь отношения, - Емонов деловито запил мерзость компотом.
Проректор, не способный разобраться в собственной жизни, славился проницательностью в отношении всего, что его не касалось. Он угадал безошибочно и легко, небрежно, с первой попытки.
Вилка Зимородова, украшенная фрагментом котлеты, повисла на полпути.
- Опасное это дело, прослыть волшебником, - не унимался Емонов.
Зимородов перевел взгляд на циферблат, висевший над раздачей. Прошло два часа с момента, когда они с Греммо обменялись удовлетворенным рукопожатием. И он не находил оснований для появления последнего в корпоративной трапезной. Это и в самом деле выдавало известное хамство, зародившееся на почве уверенности в могуществе доктора, которого отныне, за свои деньги, можно тягать отовсюду и когда вздумается. Или что-то другое. Вид у Греммо был крайне встревоженный. Ефим излучал решимость найти Зимородова во что бы то ни стало.
- Остерегайся двойных отношений, - подмигнул Емонов и этим советом заколотил последний гвоздь.
Двойные отношения недопустимы в медицине. Они абсолютно неприемлемы в психотерапии, элементы которой самоуверенно применял нейропсихолог Зимородов. Между врачом и пациентом допускается общение сугубо по существу. Деловое. От и до. И ничего вне. Это было негласное правило, разумность которого неоднократно подтверждалась жизнью. Вне приема или сеанса - пустота. Полоса отчуждения. Если доктор куда-то торопится, а пациент предлагает подбросить его на машине, доктору следует воздержаться. Никаких подношений сверх обычного. Никаких посторонних общих дел.
Иначе конец.
Иначе клиент присосется. Даже если этого не случится, доктор будет ощущать себя в чем-то обязанным. И это чувство рано или поздно скажется на результате его трудов.
- Приятного, - попрощался Емонов и встал.
Непонятно было, чего именно он пожелал. Скорее всего, аппетита: Емонов в молодости служил флотским врачом, где это существительное зачем-то опускали. Но Зимородов расслышал подтекст. Он не успел сочинить ответное прощание и промолчал. Греммо уже маршировал к столику.
- Зиновий Павлович, вот вы где, - заговорил он еще на ходу и сел.
Зимородов снова посмотрел на часы, теперь на свои, наручные.
- Может быть, не сию секунду, Ефим? Видите ли, в настоящий момент я...
- Так она же пропала, - Греммо вскинул пыльные брови, дивясь недогадливости доктора. -Как раз неделю назад, и не могут найти.
Зимородов отложил вилку. Подумав, отодвинул и тарелку, отставил стакан. Есть и пить расхотелось.
- Кто пропал? - спросил он раздраженно.
- Девушка. Парикмахер. Я от вас поехал сразу туда...
С языка Зимородова едва не слетел вопрос: "С цветами?".
- Купил гвоздичку, - продолжил Греммо. - Понимаете, вы мне протерли глаза. Промыли. Распахнули.
- Поднял веки, - подхватил Зимородов, кивая.
Греммо оставил эту шуточку без внимания, а Зимородов мысленно выругал себя за панибратский юмор.
- Вы сами видите, какой я.
"Терпила по жизни", - вспомнил доктор.
- Она была слишком, подчеркнуто внимательна ко мне. Заботлива. Я сейчас это отчетливо вспоминаю. Она волновалась. Мне, старому затворнику, и в голову не пришло, что кто-то способен... - Греммо неожиданно порозовел. - Испытывать ко мне интерес.
- Постойте, Ефим, - Зимородов обеспокоенно поднял палец, требуя паузы. - Не увлекайтесь. Не торопитесь с выводами. Мы просто предположили, эта тема нуждается в проработке... Дело может быть вовсе в другом, согласитесь. Не хочу вас разочаровать, но девушка ваша -кто ее знает? Не исключено, что она работала там первый день, новичок...
- Это вы в самую точку попали, - кивнул Греммо. - Насчет проработки темы. Она нуждается, да. Потому что все это чепуха, а важно то, что парикмахерша исчезла. В тот же день. Ушла и больше не появлялась.
Зимородов пожал плечами:
- Что с того? Мало ли какие бывают обстоятельства. Она имеет право заболеть. Уехать куда-нибудь. Она же не крепостная крестьянка.
- В салоне удивлены, - возразил Греммо. - Никто не знает, что с ней случилось. Она не отвечает на звонки. Вы не находите это странным?
- Ефим, я ежедневно наблюдаю вокруг столько странного, что давно перестал это странное выделять. Необычное - норма жизни и ни в коем случае не отклонение.
- Бросьте, - фыркнул Греммо. - К чему эти отвлеченные рассуждения? Я прошу вас поехать со мной и убедиться лично.
У Зимородова отвисла челюсть. Он даже замычал.
- Что? - выдавил он. - Поехать с вами? В парикмахерскую? Ефим, голубчик, вы излишне впечатлительны. Так нельзя. Ну, с какой стати и зачем мне туда ехать? Это, в конце концов, не входит в перечень моих услуг и обязанностей.
- Войдет, - тон Греммо звучал убежденно. - Все будет оплачено. Мне самому не разобраться, Зиновий Павлович. А у вас талант. Вы умеете вскрывать суть вещей. Я бы даже сказал -вспарывать. Вы меня вывели на солнечный свет.
В душе Зимородов проклял Емонова с его пожеланиями. Греммо сделался околдован. Его, Зимородова, стараниями. Отныне он видел в докторе всемогущее божество. Очень скоро знак поменяется, и Зимородов превратится в тупого и бессердечного дьявола.
- Считайте это вызовом на дом, - сказал Греммо. - Две остановки отсюда. Полчаса разговора. Десять тысяч.
- Поехали, - согласился Зимородов секундой раньше, чем понял, о чем говорит.
Зиновий Павлович был жадноват. Иногда это его здорово подводило.
Глава 4
У Греммо не было автомобиля. У Зимородова тоже, он смолоду боялся рулить и пользовался метро. Пока они шли к трамвайной остановке, Зиновий Павлович успел осыпать себя проклятьями раз двадцать. Доставалось и спутнику. Зимородов не то что позволил себе пресловутые двойные отношения - он бросился в них очертя голову, нырнул в омут с бесами, и теперь с него причиталось. Обещанные десять тысяч представали детской глупостью. За эти деньги Греммо выпьет из него кровь и спустит шкуру.
Тот же
