Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
- Дрожащие руки занимали ваше воображение, но вы задремали?
- Задремал... очевидно, не выспался... или расслабился.... Такое же тепло в животе, небольшое головокружение, и меня повело...
Зимородов потер виски.
- Вспомните еще что-нибудь, - попросил он. - Размягчите вашу память, ваш мозг. Тепло ли было вам или холодно? Запахи?
- Тепло, лето же на дворе.... Запахов полно, это парикмахерская.
- Вернитесь туда мысленно. Вы там. Что вы обоняете, чем пахнет?
- Духами. Одеколоном. Не знаю... Очень много парфюмерии... Я не люблю парфюмерию, у меня даже нет дезодоранта...
Это Зимородов заметил и сам.
- Однако маска пахла приятно...
- Какая маска?
- Она предложила мне маску... на пробу, из мертвого моря... или водорослей... Пообещала сделать из меня красавца.
- Вы не пользуетесь дезодорантом, но согласились на маску?
- Бесплатно же... Зеленая жижа. Густая. И маска. Симпатичная парикмахерша... я немножечко с нею заигрывал... Она намазала мне лицо и стала стричь волосы, а маска подсыхала, и все под нею... схватывалось.
- Странно, что вы не сказали об этом сразу.
- Странно, да... Вы правы... Но я вспомнил только сейчас... Кожа впоследствии действительно стала такая... такая... - И Греммо выразился в манере телевизора, разродившись такой чудовищной фразой, что Зимородову стало не по себе. Слышать подобное допустимо от кого угодно, только не от Греммо. "Кожа приобретает ваш натуральный блеск, радуя молодой эластичностью".
- Становится в два раза длиннее объема, - пробормотал Греммо о чем-то похожем, но уже не относившемся к делу.
Больше Зимородов не добился от него ничего и в конце концов разбудил. Греммо пришел в чувство, сел на кушетке.
- Я все помню, - предупредил он.
- Разумеется, - Зимородов не возражал. - Я же предупредил, что гипноз не будет глубоким.
Ефим Греммо почесал в затылке.
- Я еще думаю, что это не вентилятор шумел. Не только вентилятор.
- А что же еще?
- Я не знаю. Да наплевать, - Греммо состроил кислую физиономию. - Руки меня беспокоят, это точно. Почему она так волновалась? Молодая такая особа. Стрижет. Что в этом необычного?
Зиновий Павлович подмигнул:
-Я, кажется, начинаю догадываться.
Греммо ответил на это вопросительным взглядом.
Зимородов вздохнул.
- Возможно, прозвучат неприятные вещи, Ефим - ничего, что я так запросто, фамильярно? В конце концов, это всего лишь гипотеза. Но она выглядит правдоподобной.
Тот буркнул:
- Только не говорите, что у меня рак.
- Нет, ни в коем случае. У вас другая болезнь. Вы, насколько я понял, живете один, ведете замкнутый образ жизни. Улавливаете намек?
- Нет, не улавливаю.
- Но вы же признались, что флиртовали с этой парикмахершей.
- И что с того? Я иногда позволяю себе.
- Именно, что иногда позволяете. Мне кажется, что вы находитесь под впечатлением от впечатления.
Греммо поерзал.
- Можно попроще?
- Вы не исключаете, что девушка разволновалась из-за вас. Что вы сумели разбудить в ней интерес. Что вы ей понравились.
Греммо посмотрел недоверчиво:
- Да бросьте.
- Да вот не брошу! Для вас это явилось полной неожиданностью. Вы не ждали реакции. Вы не помышляете о взаимности. Вы бирюк, Греммо, простите за грубость. Заросли мхом. И вдруг на вас реагируют так, что руки трясутся. Вам предлагают косметическую процедуру... вас оценивают, ваши заигрывания поняты и приняты. Вы нравитесь, черт побери. И вам это непривычно, вам страшно от этого. Вы слишком давно никому не нравились. Поэтому вы взволнованы и вот уже несколько дней не находите себе места. Вы не в состоянии в это поверить.
На сей раз доктор добился серьезного результата. Греммо сидел перед ним в полном ошеломлении. Рот приоткрылся, выступила слюна. Глаза остановились. Он был похож на грача, которому внезапно поставили клизму.
- Вы так считаете? - Слова эти Греммо выдавил с великим трудом.
- Я это вполне допускаю, - кивнул Зимородов.
Глава 3
Зимородов наставил себе на поднос обычного: капустный салат, солянку, отбивную, булочку. Компот. Многое меняется в мире, но в медицинских буфетах сохраняется нечто вечное. Зимородову нравилось здесь обедать, хотя он мог позволить себе приличный ресторан ежедневно и без ущерба для кошелька.
Нынче буфет особенно радовал его, согревал и сразу же освежал. Мир обращался с Зимородовым ласково. Котлета была такая же, как всегда, но лежала так, что смахивала на приз. С булочки от волнения сыпалась пудра. Компот обещал ответы на загадки алхимии. Красный поднос сообщал приятное пластиковое возбуждение.
Зиновий Павлович подсел к Емонову, который уже съел половину своего. Отработанная миска, недавно полная молочного супа, бледнела в опустошении. Емонов был худощав, остер чертами лица, страдал язвой. Он состоял в должности проректора по учебной работе и славился неразрешимыми личными затруднениями. След от кольца на безымянном пальце давным-давно выгорел и стерся, но Емонов иногда машинально ощупывал его гнутым мизинцем, проверяя, на месте ли символ неверного счастья.
Зимородов мурлыкнул:
- Добренький денечек, Сережа. Поздравь меня, я только что спас альму матер от длительной тяжбы. А то и от спецназа.
Оленьи глаза Емонова потемнели.
- Зиновий, что ты такое говоришь? Зачем пугаешь? Денечек и впрямь полюбуйся, какой хороший, солнышко светит, мухи летают. Откуда спецназ?
Зиновий Павлович сосредоточился на солянке, отъел, потом промокнул губы салфеткой и объяснил:
- Муторный, заковыристый случай, Сережа. Явился, представь себе, тип со связями в органах. Холостой такой клещ, домашний таракан, давно в тираже. Даже видом - насекомое из чулана. Предъявил всякие глупости вроде шума в ухе, а я его вскрыл. Клиента, не ухо. Он раскололся. В таракане, Сережа, наступила весна. Неожиданно расцвела. Влюбился и теперь ужасно волнуется. Кто бы мог подумать?
- Нет ничего нового на белом свете, - проректор вздохнул и погрузил вилку в прохладное пюре. - Нашел, чем удивить. Все одно и то же.
- Ну да, - воодушевленно кивнул Зимородов. - Я знаю, но кто бы, черт побери, мог подумать! Ты бы видел этого романтика. В личной жизни я бы доверил ему только мусорное ведро, не больше. В смысле выноса.
- Мм?.. Возникал вопрос о вашей с ним личной жизни? С этого момента поподробнее, Зиновий... Ты выволок его на трансфер?
Трансфером у них называлось нездоровое острое чувство любви и восхищения к собеседнику, его обожествление, чреватое скорыми разочарованием и ненавистью. Врачи и психологи любят вообще называть непонятными словами простейшие вещи, вроде внезапной влюбленности.
- Нет, Сереженька, это твоя личная
