Жар - Тоби Ллойд
– Что ты имеешь в виду?
– А ты разве еще не нашла ее пакетики? Так идем в комнату зейде, вот прямо сейчас. Я покажу тебе, где она прячет заначку.
– Гидеон, ты меня пугаешь.
– И хорошо! Твоя дочка спятила, в семье твоей полный бардак. Тебе и должно быть страшно. Это хотя бы логично. Идем. Вот прямо сейчас.
Из трех моих детей Гидеон самый жизнерадостный, и в таком настроении я видела его впервые. Слова «еврейское колдовство» напомнили мне заблудшего ученика Бааль-Шем-Това: смерть настигла несчастного в расцвете лет, и сердце его сгорело в груди дотла. Что творится с моей дочерью? Я представила, как Элси сидит за столом, перед нею разложены сочинения каббалистов, в крови ее течет водка. А может, и что покрепче.
Гидеон без стука ворвался в мансарду. Элси, склонившаяся над кушеткой, вскочила на ноги.
– Пошел вон! – закричала она. – Пошел вон сейчас же!
Но слишком поздно. На кушетке рядом с нею сидело крохотное существо, не крупнее барсука, лысое, с тусклою серой кожей. Вид у него был болезненный, как у заморыша, что, не успев родиться, уже оказался при смерти. Напуганное нашим вторжением, существо бросилось наутек, юркнуло в окно, но я успела разглядеть его зубы. Зеленые глаза и зубки.
– Ариэль! – воскликнула Элси, подбежала к окну. С улицы донесся утробный вой. Элси высунулась в окно, снова окликнула существо и обернулась ко мне. – Что ты наделала?
Тогда-то я и заметила ее вид. Рубашка расстегнута, лифчика нет. Элси снова крикнула нам, чтобы мы убирались. Мы не двинулись с места.
Зубки у существа были прямоугольные, как у крошечного человечка.
Часть третья
Жар
Глава шестнадцатая
Окниге Ханны судачил весь колледж. Умники критиковали стилистику, называли ее старомодной, холодной, даже бездушной; моралисты осуждали бессердечие Ханны: сделала персонажами собственную семью! Некоторые студенты-евреи (соблюдающие негласно, исповедовавшие нечто вроде почтительного агностицизма) высказывали опасение, что Ханна дискредитирует иудаизм. Но равнодушных не было – ни среди евреев, ни среди неевреев. Во всех коридорах слышались обрывки фраз:
– Наверняка по ней снимут фильм.
– А чего вы хотели, если на службу психиатрической помощи у системы здравоохранения регулярно нет денег.
– Как «Изгоняющий дьявола», только еврейский.
– Тот, кто ее читает, всего-навсего кормит систему.
– Ты становишься соучастником.
– Знаешь, какой был аванс? Я слыхал, шестизначная цифра.
– Полмиллиона, легко.
– Да на здоровье. Все равно я ее прочитаю.
Члены университетского общества черной магии осудили книгу за невнимание к культурным различиям и намеревались в день публикации стоять у «Блэкуэлла» и раздавать листовки. Друг Джена согласился написать рецензию для «Чарвелл»[52], а это значило, что в колледже будет ходить по рукам минимум один сигнальный экземпляр. Я с нетерпением, как и все остальные, эгоистично предвкушала выход Ханниной книги. Когда проезжаешь мимо перевернувшейся машины, не отворачиваешься. Особенно если знаком с пассажирами.
Товия публикации ждал с неподдельным ужасом.
Я постучалась к Товии в первый же день нового семестра, едва разобрав вещи. В каникулы мы не общались, и я по понятным причинам немного робела. Дверь открылась, и все придуманные варианты нашего разговора вылетели у меня из головы.
Товия уставился на меня в щелочку.
– А, это ты.
– Я смотрю, тебе отчистили дверь, – заметила я.
Но сделали это тяп-ляп. Две верхние филенки были темнее прочих. Словно мастер, зашкурив отметины, оставленные вандалами, и зашпаклевав поверхность, нанес на дверь краску неправильного оттенка. А когда обнаружил ошибку, останавливаться не стал. Так что даже без граффити дверь отличалась от остальных, как помеченная.
Товия бровью не повел.
– Лучше б ее сорвали с петель и порубили на дрова.
– Ты не пригласишь меня войти? – спросила я.
– Заходи, если хочешь.
Товия предложил мне чаю, но вообще встретил меня без особенного восторга. Выплеснул остатки старой заварки в раковину, наскоро ополоснул две кружки, включил чайник. В комнате пахло горелыми тостами, и у меня создалось впечатление, будто Товия неделями никуда не ходил, разве только за самым нужным.
– Значит, тебе в итоге разрешили остаться?
Товия кивнул. Колледж отнесся к его положению «с большим пониманием» (эту фразу он заключил в воздушные кавычки) и позволил ему остаться на каникулы, причем за плату намного меньшую, чем в семестр.
Я спросила, общается ли он со своими.
– Только с Элси. Те крохи любви, что еще оставались во мне к родителям, теперь исчезли окончательно.
– А твой брат?
– Он на другом краю земли.
Я часто задавалась вопросом, что представляет собой этот третий отпрыск Розенталей по сравнению с двумя прочими. Товия твердил, что Гидеон ханжа и тупица. Одно то, что Гидеон как-то ладил со своими невозможными родителями и перебрался жить на другой континент, вызывал у меня желание с ним познакомиться.
Я спросила, как дела у Элси.
Товия скрестил руки на груди.
– Сама как думаешь? Моя мать жестокая, как мясник. Полоснет по горлу, подвесит за ноги и спустит всю кровь до последней капли.
Чайник закипел. Товия поставил на холодильник две кружки и наполнил их кипятком, немного пролив: рука у него дрожала.
– Ты не отвечал на мои сообщения, – сказала я.
– Что?
– На каникулах. Ты меня игнорировал.
– Мне было не до того. Я думал, это и так понятно.
Товия добавил сахару, молока и протянул мне кружку.
Я отпила глоток, но чай не успел остыть, и я обварила нёбо. Если я сейчас прикоснусь к нему, что будет? Если, к примеру, положу руку ему на грудь?
– Вандала нашли? – спросила я. – Этот случай наделал шуму.
В привратницкой висели объявления с просьбою сообщить, если кому-то что-то станет известно, и всем студентам пришла рассылка на электронную почту.
– Неужели ты думаешь, что они все это всерьез? Очнись. Месяц прошел, а никого так и не наказали.
На каникулах все обсуждали, кто бы мог это сделать. Почти никто не видел граффити перед тем, как его замазали, и поэтому большинство полагало, что на двери нацарапали только изогнутый крест, символ неонацизма. Джен и некоторые другие, называвшие себя леваками-антисионистами, попали под подозрение – как и сам Товия. Якобы он таким образом пытался привлечь к себе внимание. Чтобы все ему посочувствовали.
– Теперь даже ты наверняка понимаешь, – сказал Товия, – что в одном моя мать оказалась чертовски права.
– И в чем же?
Товия вместо ответа рассказал мне историю.
Отслужив в армии, Гидеон, как и многие израильтяне, отправился путешествовать. Наконец-то
