Почтальонша - Франческа Джанноне
– Вообще-то да, – зевнула Анна, садясь и потирая лицо ладонями. – Ты что-то сказала?
– Да нет, ничего…
Анна принялась рыться в пляжной сумке. Достала книгу, положила на полотенце, потом продолжила поиски.
– И куда запропастился карандаш? – пробормотала она, чуть ли не с головой зарываясь в недра сумки.
Агата покосилась на обложку. Эннио Флайано, «Время убивать». Через несколько секунд она вспомнила: да это ведь та самая книжка, которую она видела в кабинете Антонио на прошлой неделе, когда заходила туда вытереть пыль. Точно, она, с кофейным пятнышком в уголке обложки.
Агата с досадой отшвырнула персиковую косточку. В памяти всплыло другое воспоминание, такое же болезненное и непрошеное. Когда она ждала Лоренцу, врачи предписали ей строгий постельный режим на последних месяцах. Антонио тогда ложился рядом и коротал время, читая ей вслух романы. Но в какой-то момент Агата не выдержала и призналась, что сыта по горло этими выдуманными историями, всеми этими никогда не существовавшими персонажами. Попросила лучше рассказать о реальных людях, тех, кого она знает. Что нового в городке? Чем закончилась та история с Нандо, жена его простила? Микелина вышла замуж или нет? А сын Козимы нашел работу или так и сидит дома?
Антонио лишь покачал головой. Нет, о жизни соседей ему было ничего не известно.
– Хватит уже о Нандо с Козимой! – раздраженно буркнул он. – Поверь, эти истории куда увлекательнее… и правдивее. Правдивее, чем правда! Они заставляют задуматься, помогают лучше понять жизнь и людей…
Агата, так ничего и не ответив, молча отвернулась к стене и закрыла глаза.
С тех пор Антонио больше не пытался читать ей вслух.
И я его об этом не просила, с горечью подумала Агата. Даже когда она потеряла ребенка и Анна принялась зачитывать ей какой-то роман, легче не стало. «Забивают себе головы красивыми словами, а как надо утешить живого человека – так и сказать нечего», – мелькнула мысль.
– Вы даже на пляж книги с собой таскаете, ну что за странные люди! – не сдержавшись, вслух прокомментировала Агата.
С этими словами она дожевала персик и со вздохом откинулась на спину.
Анна подняла глаза от книги и растерянно уставилась на нее:
– Прости, ты что-то сказала?
Но Агата уже закрыла глаза и не удостоила ее ответом.
17
Ноябрь–декабрь 1947 года
– Мама, ты их видела? Елизавету и Филиппа?
– Кого-кого? – недовольно переспросила Агата.
– Английскую принцессу, мама! Она вышла замуж.
Лоренца завтракала, сидя за кухонным столом в ночной рубашке. Перед ней лежал свежий номер журнала Oggi, раскрытый на странице со статьей о бракосочетании Елизаветы Виндзорской с Филиппом, герцогом Эдинбургским. Лоренца восторженно водила пальцем по фотографиям: толпа, встречающая молодоженов на выходе из Вестминстерского аббатства, новобрачные на балконе Букингемского дворца, платье невесты из шелка цвета слоновой кости, расшитое жемчугом и хрустальными бусинами, со шлейфом длиной в четыре метра…
Агата, с кухонным полотенцем в руках, подошла к столу и склонилась над журналом. – Это и есть принцесса? – спросила она, сморщив нос.
– Хочу, чтобы у меня на свадьбе был такой же длинный шлейф, – мечтательно протянула Лоренца.
– Ты что, тоже принцесса? – усмехнулась Агата, забирая пустую чашку. – Иди-ка одевайся, а то на работу опоздаешь.
Она поставила чашку в раковину к остальной грязной посуде и покачала головой.
– При чем тут это? Я хочу платье, которое все запомнят.
– Сначала дождись, чтобы тебе кто-нибудь предложение сделал, а потом уж думай о платье.
– Он и сделает, как только вернется, мама. Он мне обещал.
Агата махнула рукой, как бы говоря, что все это пустые слова.
– Что? Ты не веришь? – обиделась Лоренца.
– Мужские обещания что твоя трамонтана, – сказала Агата. – Живут ровно три дня.
Она подняла три пальца.
– Даниэле не такой! – бросилась на его защиту Лоренца.
– Да неужели? – Агата перебросила полотенце через плечо и прислонилась к раковине. – И почему же он не возвращается, а? Еще неизвестно, кого он там встретил, в этой Америке. Послушай меня, забудь о нем. Сейчас ты еще годишься для замужества, но молодость проходит быстро. Фьють – и все, – она проиллюстрировала свою мысль жестом. – Скоро мужчины начнут засматриваться на тех, что помоложе и посвежее, а тебя больше никто не захочет.
Лоренца почувствовала, как сердце бьется все быстрее и быстрее. Внезапно ее захлестнул гнев, поднявшийся откуда-то из глубины.
– Это тебя больше никто не хочет, – прошипела она, отодвигая стул. – Даже папа, – бросила она, выходя из кухни.
У Агаты закружилась голова, словно ей дали пощечину. Она отодвинула один из кухонных стульев и медленно опустилась на него. Перед глазами поплыли черные точки, словно рой мошек, зрение и слух затуманились.
Она заставила себя сделать глубокий вдох, потом второй, третий.
– Антонио… – позвала Агата, но ее голос угас, как догоревшая спичка. В тот момент она совершенно забыла, что мужа нет дома: всего полчаса назад он выпил кофе и ушел, как обычно поцеловав ее в щеку на прощание. Это был единственный поцелуй за день, единственное прикосновение, которое он ей теперь дарил, и она ждала этого момента каждое утро. Проснувшись, Агата сразу же шла в ванну, умывалась мылом Palmolive, а потом спускалась вниз, готовила кофе и накрывала на стол; прикоснувшись губами к ее щеке, Антонио почувствует, какая у нее мягкая и душистая кожа, и подумает, что даже спустя столько лет ее запах все еще ему приятен.
Агата попыталась встать, опираясь на спинку стула, но головокружение вынудило ее сесть обратно. Услышав, как Лоренца спускается по лестнице и открывает входную дверь, она прислушалась, ожидая. Но в то утро дочь ушла не попрощавшись.
Лоренца шла по улице, чувствуя, как ее сердце разрывают гнев и чувство вины. Она прекрасно понимала, что ее слова ранили мать, словно острые лезвия, и какая-то часть ее хотела вернуться и попросить прощения, но обида все же взяла верх и заставила идти дальше.
Да, это правда, думала она, направляясь к дому дяди и тети. Даниэле все еще не вернулся, но в последние месяцы, после долгого молчания, которое он объяснял работой, она получила от него много писем. Он писал о Нью-Йорке, о друзьях, которых завел в Маленькой Италии, о новых клиентах и заключенных им сделках, которыми Карло был очень доволен. Продавать «Донну Анну» оказалось совсем не сложно, признавался он: это вино покоряло всех с первого бокала. Было и еще кое-что, о чем Даниэле не рассказывал никому, кроме Лоренцы: три раза в неделю по вечерам он брал уроки портняжного дела в полуподвале на Малберри-стрит, их вела синьора родом из Кампании, Мариза, приятная и острая на язык женщина, которая шила мужскую одежду для магазина на Пятой авеню. В одно из писем Даниэле даже вложил свою фотографию: на нем был элегантный костюм в полоску с приталенным пиджаком, шелковым платком, торчащим из нагрудного кармана, галстуком и шляпой – как у Хамфри Богарта в «Касабланке», не преминул уточнить он в письме. «Тебе нравится пиджак? Я сшил его по собственному эскизу!» – писал он. Даниэле обещал вернуться домой в декабре, как только закончатся курсы. А еще признался, что хочет оставить работу на «Винодельне Греко»; конечно, он благодарен синьору Карло и всегда будет ему признателен, но пришло время осуществлять собственные мечты. Он откроет свое ателье в
