Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна
Вы, наверное, недоумеваете – почему я начинаю мемуары с рассказа о подруге? Возможно, вы решите, что я лесбиянка, или раздавлена горем, или просто не понимаю, в чем суть мемуаров.
Я начинаю именно так, потому что эта история на самом деле не обо мне – она о дружбе. Когда-то – не так уж и давно – у меня было собственное телешоу, «Разговоры о своем». Я ушла из шоу, когда рак одержал над Кейти верх.
Уйти с телешоу, никого не предупредив, – поступок ужасный. На работу мне теперь не устроиться.
Но был ли у меня выбор?
Кейти столько мне подарила, а в ответ я дала ей совсем мало. Пришла моя очередь ей помогать.
Когда она покинула нас, сперва я думала, что и сама не выживу, что сердце просто-напросто остановится, а воздух прекратит поступать в легкие.
Люди вовсе не стремятся тебя спасать. Если у тебя умер муж, ребенок или кто-то из родителей, они, разумеется, окружают тебя заботой, однако когда ты потерял лучшую подругу – тут дело иное. С этой утратой справляйся сам.
– Талли?
Я подняла голову. Сколько, интересно, я так просидела?
– Что? – рассеянно бросила я, перечитывая написанное.
– Я на работу, – сказала Мара.
Оделась она во все черное, а с косметикой слегка перебрала. Она бариста в кофейне на Пайонир-сквер и говорит, что у них такая форма одежды.
Я взглянула на часы:
– Сейчас полвосьмого.
– Я в ночную смену сегодня. Я же тебе говорила.
Разве? Неужто она и впрямь мне об этом говорила? Мара устроилась на эту работу всего неделю назад.
Может, надо где-то записать себе ее график? Настоящая мать наверняка так и поступила бы. В последнее время Мара часто не бывала дома – где-то пропадала со старыми школьными подружками.
– Тогда после смены такси возьми. Деньги нужны?
Она улыбнулась.
– Нет, спасибо. Как там твоя книга продвигается?
– Спасибо, отлично.
Мара подошла ко мне и поцеловала. Когда дверь за ней закрылась, я вернулась к работе.
Глава шестнадцатая
Остаток лета я всерьез корпела над книгой. В моих мемуарах, в отличие от большинства остальных, история начиналась не с детства, а с карьеры. Я рассказывала о том, как мы с Джонни и Кейт трудились в KVTS, затем перешла к Нью-Йорку. История о том, как амбиции двигали меня вперед, придавала мне сил и напоминала, что я всего способна добиться, главное – захотеть. Свободное время я проводила с Марой. Мы с ней, словно лучшие подружки, ходили в кино, гуляли по центру и покупали мелочи, которые пригодятся ей для учебы в университете. Мара совсем пришла в себя, и я перестала волноваться за нее.
А потом, в один жуткий день в конце августа 2008 года, все изменилось.
После обеда я заглянула в новую публичную библиотеку округа Кинг – просматривала там внушительную подборку газет и журналов со статьями о себе.
Я собиралась весь день там просидеть, но взглянула на солнце за широкими окнами и внезапно передумала. Хватит на сегодня работы. Я собрала записи, закрыла лэптоп, вышла на улицу и зашагала к Пайонир-сквер.
«Адское зелье» – маленькая модная кофейня, владельцы которой явно сэкономили на освещении. К аромату кофе примешивался запах благовоний и табака. За шаткими столами сидели подростки – пили кофе и тихо переговаривались. Современные законы о запрете курения на эту кофейню, похоже, не распространялись. Стены были оклеены концертными плакатами музыкальных групп, о которых я и не слышала. Похоже, я была тут единственная, кто одет не в черное.
За кассой стоял парень в узких черных джинсах и винтажной вельветовой жилетке поверх черной футболки. Мочки ушей оттягивали огромные черные кольца.
– Что закажете?
– А можно с Марой поговорить?
– С ке-ем?
– С Марой Райан. У нее сегодня смена.
– Ой, вы знаете, у нас тут Мара не работает.
– Как это?
– В смысле – как это?
– Мара Райан, – медленно проговорила я, – высокая брюнетка. Красивая. Работает у вас.
– У нас сроду красивые не работали.
– Вы новенький?
– Я тут уже полгода, считай, почти всю жизнь. Никакой Мары у нас нет. Латте вам сделать?
Значит, Мара все лето мне врала.
Я развернулась и вышла из темной клаустрофобичной кофейни. Взбешенная, я ворвалась в квартиру и позвала Мару, ответа не последовало.
Я взглянула на часы. Двенадцать минут третьего.
Я подошла к двери в ее комнату, повернула ручку и вошла.
Мара лежала в постели, а рядом – тот парень, Пэкстон. Оба голые.
Меня накрыло ледяной волной разочарования, и я заорала, чтобы он немедленно отвалил от моей крестницы.
Мара отпрянула, прижала к обнаженной груди подушку.
– Талли…
Развалившись на кровати, парень улыбался так, словно я ему была чем-то обязана.
– Жду в гостиной, – бросила я, – сейчас же. И оденьтесь.
Я вышла в гостиную и принялась ждать, но сперва приняла ксанакс, чтобы унять пляшущие нервы. Не в силах успокоиться, я металась из угла в угол, чувствуя, как постепенно подбирается паническая атака. Что я скажу Джонни?
«Положись на меня, Джонни».
В гостиную вошла Мара – руки сцеплены, губы превратились в тонкую линию, взгляд напряженный. И тонна косметики на лице: жирная подводка, темно-фиолетовая помада, бледный тональный крем. Внезапно до меня дошло, что Мара и тут врала. Никакая это не форменная одежда. Просто она одевается, как гот. Черные узкие джинсы, черная майка в сеточку поверх черного топа. Следом появился Пэкстон – черные джинсы и черные кеды. Он не шел, а, скорее, скользил. Торс обнаженный, и кожа даже не бледная, а голубоватая. На ключицах и горле вытатуирована какая-то замысловатая надпись.
– Это Пэкс. Помнишь его? – начала было Мара.
– Сядь! – рявкнула я.
Мара повиновалась.
Пэкс приблизился. Он и вправду был красив – взгляд, хоть и презрительный, полон печали, и в этом есть некая извращенная соблазнительность. Такой парень ни за что не запал бы на Мару. Как же я все проворонила? И с какой стати романтизировала их отношения? Мне полагалось защитить ее, а я облажалась.
– Ей восемнадцать. – Пэкстон уселся рядом с Марой. Значит, вот с какой стороны он решил зайти. – И я люблю ее, – тихо добавил он.
Мара посмотрела на него, и я осознала, насколько глубокие корни
