Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
– Теперь я спокоен за него. Как-нибудь навещу его. А вы как покочевали?
– Грибов много было. Олени все лоснятся, упитанные стали. Поохотились немного. Все хорошо было бы, если бы не случилось беды с моей собакой Умка[76]. Его боднул сохатый и переломил череп.
– Ок-се?! – воскликнул Тонмэй.
– Не знаю, как дальше быть. Удачливая, умная собака намного надежнее, чем слабый, трусоватый человек, – вздохнул Апанас.
…Тонмэй остался доволен тем, что благодаря духу Гольца Тонмэя сородичи все живы. Только в глубине души остался осадок горечи от гибели охотничьей собаки старшего Апанаса. Это серьезная потеря. Для ламута собака – друг, который не имеет цены.
«Впереди долгая зима. Что она сулит ламутам, ни он, ни другие сородичи не знают. Один Голец Тонмэй все знает, – думает ламут. – Придется еще раз съездить к Бойе. Буду договариваться о щенке для Апанаса…»
Глава девятая. Поездка к якутам
Тонмэй заранее о своих планах обычно ни с кем не делится. И вот однажды с двумя сыновьями решил поехать в гости к якутам. Подготовка к отъезду заняла несколько дней. Дорога предстояла дальняя, потому отобрали крепких, надежных верховных и вьючных оленей.
Тонмэй долго говорил со старшим сыном Апанасом. Дал наставления по ведению хозяйства и времени кочевок. Последнее важно самому Тонмэю, чтобы точно знать местность стоянки к его возвращению. Илкэни сильно хотелось повидать новых людей. Он еще ни разу не был у якутов.
– Ама, возьми меня с собой, – попросил он отца, когда тот пил чай перед дальней дорогой.
– Взял бы сына, Апанас аманни[77], коли просится, – попросила за сына мать.
Отец молча пододвинул кружку. Мать налила ему еще чаю.
Тонмэй хотел Илкэни оставить дома. Как-никак мужчина нужен тут. За время раннеосеннего кочевья-омчин тот проявил себя и как добытчик, и как надежный помощник. Оленей знает и любит. Но коли мать Нелтэк просит, то придется взять парня с собой.
– Дорога не близкая. Илкэни хоть присмотрит за оленями в пути, – жена вновь напомнила мужу о просьбе сына.
– К исходу месяца, однако, вернемся, – наконец молвил отец и поставил кружку вверх дном. Это означало, что он больше чаю не просит.
Потом посмотрел на Илкэни.
– Ладно, сын, собирайся.
Илкэни от радости аж покраснел.
– Нюлэндэ[78] бы на чай обменять, Апанас аманни, – тихо проговорила мать детей.
– А есть у тебя нюлэндэ?
По голосу мужа жена поняла, что тот согласен. Она покопалась в сумах и вытащила несколько аккуратно сложенных нюлэндэ, и одну из них разложила перед мужем.
– Отличная заготовка, – проговорил Тонмэй, потрогав мягкую замшу: «Когда только успевает выделывать шкуры Нелтэк энинни, ума не приложу».
– Если расщедрится купец, то попроси отрез ситца или сатина…
– Заказы Тарагай Мэхээлэ положить не забудь, – бросил муж, словно не замечая просьбу жены. На самом деле он запомнил слова матери Нелтэк.
Жена помнит и это. Купец-якут заказал сшить ему пару торбазов и меховые рукавицы.
– Шкурки заверни хорошенько, чтоб не промокли, может, дожди пойдут. – Тонмэй поглядел на пасмурное небо.
Это была ясачная повинность: несколько десятков соболиных шкур, три лисьих, около сорока горностаевых, сотня беличьих. За прошлую зиму урожай был невелик. Соболь не шел. Белка тоже мало осела в здешних лесах. Тонмэй ясак сдавал Тарагай Мэхээлэ, а тот доставлял его в большой город тамошним тойонам[79]. Купец хвалил его за аккуратность и честность. Ламут ни разу его не подводил. Уездный начальник сделал купца своим доверенным лицом по сбору ясачной дани с ламутских родов.
Якутский купец Тарагай Мэхээлэ еще зимой пригласил Тонмэя приехать к нему в гости к началу лета, заодно погасить ясачную плату. Они знакомы давно. Встречались как добрые друзья и менялись, чем могли. Тонмэй привозил сохатину, медвежатину, выделанную шкуру, чаще по заказу самого купца. А тот рассчитывался чаем, мукой, ножами и топорами. Тарагай в долгу не оставался. Он перед тойонами снимал шапку и доверительно рассказывал о щедрости ламутов. По-доброму говорил о них даже тогда, когда те привозили мало пушнины. Тойоны внимали словам купца, верили ему, потому в столь дальние края не посылали казаков за ясачной данью. «Они мне доверяют. При виде ваших казаков все убегут, как от дьявола. А я соберу у них всю пушнину. Диковаты, конечно, но доброе отношение ценят», – рассказывал он тойонам о ламутах…
Подошел Апанас. Помог навьючить оленей.
– Апанас, присматривай за матерью и сестрой. Одни остаются. Думал, что с ними останется Илкэни. Да вот парень сильно просится ехать с нами. Пришлось согласиться.
Апанас улыбнулся:
– Не беспокойся, отец. Все будет хорошо. А за братишку я рад. Пускай едет, новых людей увидит, в незнакомый ему мир окунется.
Отец не ответил, только тепло посмотрел на Апанаса.
* * *
Тонмэй едет впереди на верховом олене темной масти. Это крупный учаг, на котором ездит при дальних поездках по стойбищам сородичей. Для поездок на охоту и при аргишах у него другие верховые олени.
Олень идет ходко, без понукания, Тонмэй думает о разном: «Как встретит купец Тарагай Мэхээлэ, что нового у него… Общительный, веселый человек. С ним интересно. Разузнаю у него, поможет ли приобрести щенка. В случае чего поторгуюсь. Нам, ламутам, никак не обойтись без собаки. Щенок подрастет, поднатаскаем… Сам купец к нам ни разу не приезжал. Это понятно. Его тяготит езда по нашим незнакомым тропам и гористой местности. Зато я сам, бывало, гостил у него. Встречает радушно».
Илкэни вне себя от радости, едет с отцом и братьями. Он еще ни разу не гостил у якутов. По рассказам отца те в основном щедрые люди, с которыми можно иметь дело. Вот теперь сам посмотрит на них.
За Илкэни едет Нэргэт. А за ним – Гулуни. У отца и братьев по два вьючных оленя и запасные верховые олени – учаги.
Илкэни в связке ведет трех свободных от вьюков оленей и двух дойных важенок. Ранней весной обе важенки отелились. Оленята не выжили. Одна из важенок белой масти по кличке Гелтаня. Ее детеныша закогтил и унес с собой горный орел. А вторая – пестрая. Ее зовут Бугдикан. Детеныш утонул в весеннем половодье. Обе дойные, смирные. Для ламута чай без оленьего молока не чай.
Преодолевая частые горные перевалы, ехали долго. Казалось, Илкэни никакая усталость не берет, наоборот, он заряжался энергией. Новые необжитые места, бесконечные горы, густые леса по их склонам и чистые, опрятные луга, по мягким травам которых еще не хаживала ни
