Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
Вот и Мосс поживёт бабочкой и свыкнется. Возможно, это гуманней, чем лечить его. Не забава ли в стиле чёрного юмора, что слова «лечить» и «калечить» отличаются друг от друга всего на две буквы? Может быть, всё должно оставаться именно таким, как есть? Новый синдром – не инвалидность, нет, просто отличие. Вот существуют же трансгендеры – люди с внутренним дисбалансом половой принадлежности, желаемой и реальной, – так те уже давно не клиенты психиатров. Мужчины в женском теле и женщины в мужском. Счастливчикам удаётся сделать операцию по смене пола и жить дальше, в абсолютной гармонии с собой и окружающим миром. Чирк хирургическим ножом – и ты уже такой же, как твоя стая, выбранная мозгом, а не плотью, и ты ничем от неё не отличаешься. Это обычно, даже неинтересно. А Мосс – бабочка, просто в человеческом теле. Операций для него хирурги пока не придумали. Да и стая его не примет, как бы он этого ни желал.
Логинов оглядел холл. Что видит Мосс, когда смотрит на предметы? Какие цвета различает? Ощущает ли он объёмы, может ли определять расстояния до предметов? Как теперь работают его суставы и чувствует ли он боль в теле так же, как чувствовал раньше? Понимает ли он холод и жару, испытывает ли отвращение при виде привычной пищи, может ли утолить жажду простым глотком воды?
О чём думает Мосс, когда сидит один в тишине и при выключенном свете?
Логинов с досадой понял, что ничего – ровным счётом НИЧЕГО не знает о своём пациенте.
«Твои мысли становятся твоей жизнью» – так говорил Марк Аврелий. Что ж, это можно взять эпиграфом к любому научному труду по клинической психиатрии.
Логинов повернулся… и тут увидел Киру. Она спускалась по лестнице в длинной футболке, тихо ступая босыми ногами по половицам. Её руки осторожно скользили по широкогубому поручню деревянных перил. Он вздрогнул, будто его застали за чем-то неприличным.
– Кира?
Он забыл, что сегодня была пятница – а значит она ночует в комнате для гостей, потому что накануне гуляла с Мариной допоздна. Так они когда-то договорились.
– Чем-нибудь помочь, Феликс Георгиевич? Я слышала, что вы уже встали.
Логинов подумал, что Кирина услужливость – на грани бытовой святости – ещё один квадратик в пазл его собственного ощущения вины. «Голубая героиня», принцесса, фея-волшебница. И за что ему, мерзавцу, такое счастье?
– Что вы, Кирочка, всё нормально. Идите спать. Ещё рано.
С тех пор как Кира приручила полудикую Марину, жизнь в доме стала спокойней. Он больше не тревожился поминутно за жену, да и сама Марина казалась уравновешенной.
«Выпишу Кире премию, – подумал Логинов, – заслужила».
– Я уже выспалась, Феликс Георгиевич. Вы вчера хотели поговорить. Но потом, видимо, забыли, а я ждала-ждала, спать не ложилась.
– Простите, моя дорогая, стукнутого головой растяпу! Сделайте скидку на сотрясение мозга.
Он попытался засмеяться, но вышло натужно, неестественно.
– Если вы хотели спросить про Марину, то с ней всё хорошо. Мы гуляем, разговариваем подолгу. Состояние у неё стабильное. Определённых эпизодов не случалось.
Кира отвечала, словно диктовала историю болезни, – ровным голосом, отрывисто. Логинов с трудом верил, что Марина могла с кем-нибудь «разговаривать подолгу». Но сейчас очень хотелось надеяться на это. Он был не в силах разрываться между Моссом и женой, и новые «эпизоды», как выразилась Кира, были бы так некстати. Хоть что-то пусть будет в жизни спокойно. Хотя бы временно, господи, пожалуйста!
– …Феликс Георгиевич? Вы слышите меня?
– Да, Кирочка, – тряхнул головой Логинов, отгоняя навалившиеся мысли.
– Он будет проездом завтра. Сейчас в Риге, оттуда в Варшаву на конференцию. Говорит, по пути как раз и заглянет в Калининград по делам и выкроит время с вами повидаться. Не смог вам дозвониться, прислал на рабочую почту сообщение.
– Кто? – вздрогнул Логинов.
– Так Дмитрий Дмитриевич!
Станкевич! Логинов выпрямился, зашагал по холлу взад и вперёд.
– Да-да! Замечательно! Великолепно! Пригласите его к нам… Напишите ему… Я подъеду, куда он скажет, в гостиницу или любое удобное ему место!
Он подошёл к окну и отдёрнул шторы. В холл не спеша влилась молочная сыворотка влажного утра. Логинов в который раз за последние дни подумал, что события, как нарочно, сгущаются в это самое время и пространство. Таким вот белёсым комком. Бешеный бег. Спрессованность дней…
И только сейчас ему стало очевидно, что не было за предыдущий месяц человека, с которым он мог бы поговорить – откровенно, всласть, как учёный с учёным. Станкевич – именно тот, кто нужен, он обязан выслушать до конца. И пусть он не разделяет подход Логинова, но нет на свете больше ни одного существа, с которым можно было бы обсудить Мосса. Ни одного. Кроме Станкевича. Другим к Моссу Логинов прикоснуться не позволит.
* * *
Ресторан «Раушен», шумный и суетный по вечерам, утром был тих и уютен. Логинов не любил обсуждать «рабочие темы» в общественных местах, особенно в сонном аквариуме зала, где официанты, как тени, снуют вокруг и надо постоянно следить, чтобы разговор не был слышен посторонним ушам. У Станкевича оказались свободными целых четыре часа – редкая роскошь, но он всё-таки решил приехать в Светлогорск, сказал, что двадцатиминутная прогулка по набережной-променаду и морской воздух реанимируют его от усталости перелётов. Зайти к Логинову домой он отказался, шутливо ссылаясь на неспособность есть хорошую домашнюю пищу и поддерживать общие разговоры с домочадцами. Да и тот куцый час, остававшийся до его возвращения в Калининград, не предполагал ещё дороги до Отрадного, пусть и десятиминутной.
Логинов прибыл заранее и допивал уже вторую чашку кофе, когда в зал вошёл невысокого роста сутулый человек, в старомодном костюме-тройке и с мятым кожаным портфелем в руках. Они не виделись пару лет, и Логинов подметил, что Станкевич ничуть не изменился с их последней встречи: такие же лукавые тёмные глаза под нависающими бровями, плотно сжатые губы и всклоченные, будто никогда не знавшие расчёски, чуть посеребрённые густые волосы. Низкий лоб, чуть приплюснутый нос и тяжёлая челюсть больше подошли бы спортсмену или, на худой конец, землекопу, но не психиатру. И кто бы мог подумать, что в теле этого неандертальца живёт светило науки, известнейший врач, чьи консультации бесценны, а статьи входят в десятку самых цитируемых в Европе! В первый раз, когда Логинову показали на Станкевича в коридоре петербургской медицинской академии, он невольно подумал, что его коллега ошибся, а мэтр, о котором
