Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
Вот и сейчас, обманувшись его внешностью, ресторанная девушка-хостес с любопытством и недоверием косилась на странного посетителя. Логинов встал и помахал ему, хотя в этом не было необходимости: в зале они были одни.
– Как Марина? – после сухого приветствия сразу спросил Станкевич.
Рукопожатие было жёстким, полуофициальным, что сразу задавало тон предстоящему разговору.
– Был рецидив, совсем недавно. Я приставил к ней свою помощницу, – ответил Логинов.
– Это правильно. Надёжна ли ваша девушка?
– Более чем, – начал было Логинов, но тут же осёкся, вспомнив, что именно Станкевич всегда повторял: «Верьте врачу только в одном случае: если этот врач – вы». Медицинскому персоналу Станкевич советовал вообще не доверять ни при каких обстоятельствах – «разве что вы сами лично присутствуете при всём, что он делает, и то занудно проверяете всю работу по десять раз».
Логинов вкратце рассказал обо всех недавних эпизодах, не останавливаясь на деталях, лишь обобщённо описав яркость симптоматики и то, что из каждого нового такого случая выход ставится всё тяжелее. Станкевич слушал внимательно, при этом глядя куда-то в сторону, что было обычной его привычкой. Он мог намеренно отвлекаться на какую-то ерунду, притянувшую его взгляд, – залетевшую в зал синицу, протирающего бокалы бармена, лающую за окном собаку, – Логинов не сомневался, что ни одна крупинка информации не пройдёт мимо профессорских ушей.
– Детская шапочка, вы сказали? – нахмурился Станкевич.
– Да, Дмитрий Дмитриевич.
– Плохо. Очень плохо.
Станкевич взглянул ему в глаза, и в глубине смоляных зрачков Логинов прочёл всё, что можно было ещё минут сорок выражать словами. Такое немое понимание между ними существовало всегда, и Логинов был несказанно благодарен своему учителю, что тот избегает очевидных тирад и не строит гипотетических умозаключений.
– Задам вам очень личный вопрос, Феликс. Вы с Мариной всё так же близки? Не изменилось ли её влечение к вам?
Вопрос, в общем, правильный, признал Логинов. И даже скроен тактично, браво, маэстро. Да, изменилось. Нет, близки они не так же. Подробности Станкевичу не нужны, просто сам факт. Логинов с горечью вспомнил, что Марина последний месяц придумывает изощрённые причины, чтобы отсрочить, отказаться от близости с ним. Он же всё списывает на депрессию, лишний раз не тревожит жену, играет идеального мужа, всё понимающего, этакого мужа-отца. Негодница-память тут же подкинула картинку, как ярко полыхали Маринины бирюзовые глаза там, в супермаркете, – такое их свечение бывало лишь в блаженные минуты телесного единства, теперь редкого, и Логинов с досадой отметил, что огонь невозможного возбуждения и нетерпеливого желания зажигает теперь не он, а коварная, злая болезнь. И никак не победить её, не вытравить.
– Не стану утверждать, что такое в порядке вещей, но охлаждение к партнёру случается довольно часто. С клептоманией это напрямую не связано, но может говорить о её следствии – клинической депрессии. Да вы и сами знаете. Какие антидепрессанты она принимает?
Логинову не хотелось говорить об этом. Да, разумеется, он даёт ей препараты новейшего поколения, максимально возможную в такой ситуации сильную дозу, но наивно полагать, что если супруг супруге отказывает в регулярном сексе, то это депрессия. У нас тогда каждая вторая пара – кандидаты на стационар. Нет, у них с Мариной просто временное затишье, незачем бить тревогу. Тем более обсуждать.
Станкевич мрачно качал головой и всё никак не мог свернуть с этой щекотливой темы.
– Может быть, снова привезёте её ко мне в Петербург? – наконец закончил он.
В глубине души Логинов признавал, что так было бы лучше: Марину понаблюдают, она будет в самых надёжных руках, какие только можно себе представить, а ему самому это даст свободу и шанс заниматься Моссом двадцать четыре часа в сутки. Но именно сейчас он был не в силах с ней расстаться. Пусть это хлопотно, пусть он может уделять ей всё меньше и меньше времени, потому что свободного времени теперь нет вообще, но она рядом! Он был вынужден признать, что не в состоянии оторвать её от себя даже на несколько дней. Да, голова его занята Моссом, но осознание того факта, что любимая здесь, на расстоянии вытянутой руки, а не где-то в другом городе, связанная с ним лишь бесконечно длинной ниткой голоса в телефоне, даёт ему силы. Станкевич прав, это чистой воды эгоизм. Но эгоистам тоже нужно снисхождение.
– Теперь ваш Мосс… – Станкевич сузил глаза. Быстрый скачок на другую тему, когда предыдущая вроде ещё не закончена, был его коронным сальто. Он переходил от пункта к пункту в голове, ставя жирные галочки и не заботясь о том, готов ли к этому собеседник.
– Мой Мосс, – выдохнул Логинов, и сразу стало неимоверно легко. Одни эти слова, сознание того, что есть человек, с которым можно обсудить Мосса – его Мосса, – дало Логинову какую-то невероятную энергию, и он заговорил – заговорил без остановки, пытаясь в считанные минуты выложить всю информацию, какую успел собрать о болезни и о способах лечения.
Станкевич сидел сумрачный. Иногда он задавал уточняющие вопросы, но большей частью молчал, наклонив голову к плечу и изредка кивая. Когда Логинов закончил, негромко с присвистом выдохнув, будто студент, вываливший на экзаменатора все томящиеся в голове знания и мигом обнулившийся, официант за его спиной уронил поднос. От неожиданности звука разбивающихся чашек и сценарной точности момента, как будто придуманного нарочно для жирной точки в его монологе, Логинов вздрогнул и засмеялся.
– Поздравляю, – хмуро буркнул Станкевич. – Вам удалось за пару минут сделать из тишайшего неврастеника законченного психопата. Это запрещённые игры, друг мой. И вы это знали. То, что дало мощнейший толчок психозу, бабочка-детонатор, теперь не выйдет из него никогда. Когнитивно-энфазийное расстройство лечению поддаётся очень тяжело. Я бы сказал, между нами, не лечится вообще, больного можно только грамотно адаптировать, да ещё острые приступы снять правильными препаратами. Всё, Феликс, это тупик.
– Но есть же статистика выздоровлений… – начал было Логинов, но Станкевич резко перебил его:
– Где есть?
– Да у вас, Дмитрий Дмитриевич!.. Ваша статья пятилетней давности…
Станкевич откинулся на спинку стула и холодно посмотрел на него. У Логинова похолодело внутри.
– Я не святой. И тоже могу ошибаться. Бензодиазепин не всегда делает чудеса. Вам, кстати, полезно было бы навестить этого моего пациента. Он сейчас в частном пансионате в Риге, я пришлю вам адрес. Моя поездка отчасти связана и с ним.
Логинов вспомнил хвалебные рецензии на
