Райгород - Александр Гулько
– Нема вопросов, – улыбнулся Гройсман и расписался в графе «С приказом ознакомлен».
Со следующей недели отдел заработал. Календарные планы, формы отчетов, инструкции для сотрудников готовил Гройсман. Приказы и отчеты подписывал Багно. Он же выступал на собраниях и получал благодарности. В это время Гройсман организовывал работу, подбирал и инструктировал людей, «расшивал» узкие места. Ну и, разумеется, собирал и распределял деньги.
Вскоре схема заработала в полную силу. Минуя государственные овощебазы и хладокомбинаты, грузовики прямо из сел повезли мясо, молоко, овощи и фрукты в многочисленные городские столовые и на заводские пищеблоки. Граждан там кормили вкусно и недорого. Заведующие столовыми получали квартальные премии за перевыполнение плана. При этом у них появилась возможность уносить домой «сэкономленные» продукты.
Сотрудники отдела купили ковры, хрусталь и мебельные гарнитуры. Некоторые вставили золотые зубы. Багно приобрел новую «Волгу ГАЗ-21». Деятели из горисполкома и горкома кроме денег получали премии, благодарности и повышения по службе.
Через год Миколу Игнатовича действительно перевели в Киев – для внедрения передового опыта в республиканских масштабах. (Кстати, у него ничего не получилось. Упустив какие-то важные детали общей схемы, он быстро развалил работу, более того, вскоре был арестован и сел за хищения в особо крупных размерах.)
Себя Гройсман тоже не обидел. Его заработки стали не просто высокими, а, без преувеличения, заоблачными. Больше зарабатывали только союзные министры, народные артисты и академики. И – Каплун.
Он, кстати, несмотря на пенсионный возраст, продолжал трудиться в родном колхозе. На должности заместителя главного бухгалтера. (Мог бы работать и главным, но судимость не позволяла.)
Услышав про выросшие доходы друга, Каплун уважительно повел бровью.
– Не меньше, чем ты?! – довольно сказал Гройсман.
– Почти… – усмехнулся Каплун.
– Шо ты говоришь!.. И сколько ж надо добавить?
– Ай, Лева, я тебя прошу… Почти ничего. Один ноль…
Заработанные деньги Гройсман, как обычно, делил на две части: «текущие расходы» и «сбережения».
«Расходные» деньги – по старой традиции – носил в завернутых в газету и перевязанных бечевкой пачках. Писал на газете чернильным карандашом: «М.И.», «Гл. агроном», «Рива», «Рая» и т. д. Потом раздавал эти пачки в соответствии с надписями.
«Сбережения» Гройсман откладывал. Так как после допросов в ОБХСС интерес к золотым червонцам он навсегда утратил, то все припасы постепенно перевел в советские рубли. И хранил их теперь только в сберкассе. Точнее, в нескольких. Вернее, почти во всех, что были в городе. Гройсману казалось, что таким образом он водит органы за нос.
Дела его шли так хорошо, что Гройсман в очередной раз добился того эффекта, который хорошо знаком всем состоятельным людям: чем больше он тратил, тем больше оставалось. Довольно быстро на его счетах скопились такие суммы, что, несмотря на случившуюся несколько лет назад деноминацию 1961 года, кассирши в сберкассах еще долго путались с количеством нулей на его счетах.
Глава 9. На пенсии
Притом что дела действительно шли хорошо, здоровье не беспокоило, сил и энергии хватало, к концу 1969 года Гройсман все же ощутил что-то похожее на усталость. Скорее моральную, чем физическую. Проснувшись однажды утром, впервые почувствовал, что не хочет дальше работать. Что его больше не увлекает процесс и не радует результат.
Работа была организована так, что отдел мог снабжать даже не десятки, а сотни столовых. Заработки оставались высокими и стабильными. Сбережений хватит не только им с Ривой, но и детям и внукам на долгие годы. Улучшать было нечего, а затевать что-то новое не хотелось. Поразмыслив несколько дней, Гройсман объявил семье, что работает до конца декабря и уходит на пенсию.
Рива от неожиданности первый раз в жизни забыла посолить бульон.
Сема в это время находился в командировке в Монголии. На телеграмму с новостью отреагировал ответной телеграммой. В ней латинскими буквами было написано: «Гэй гезинтэрэйт!» Телеграфистка в консульском отделе не хотела ее принимать. Предположив, что это шифровка, позвонила в Первый отдел.
Рая, выдавая алчное любопытство за искреннее участие, спросила у мамы, все ли с папой в порядке. Услышав, что со здоровьем все хорошо, не успокоилась:
– А как же… это… Папа больше не будет работать? Вообще?!
– Не волнуйся, – успокоила ее Рива. – Тебе хватит.
Банкет на сто персон по случаю семидесятилетия Гройсмана состоялся в лучшем в Виннице ресторане «Подолье». Пригласили родственников, коллег, земляков и соседей. По правую и левую руку от юбиляра сидели Рива и Лея. За этот же стол Гройсман усадил Сему, Раю и племянников с семьями. За отдельными столами разместились многочисленные родственники, друзья и соседи. Самый длинный стол предназначался для сослуживцев – бывших и настоящих.
Поскольку традиционный тамада всех застолий Исаак Каплун был на больничном и приехать не смог, юбилей Гройсман вел сам. Первый тост он поднял за покойных родителей. Второй – за дядю, пусть ему земля будет пухом, который много лет заменял ему отца. Третий тост он посвятил любимой жене Риве, которая так долго и самоотверженно его терпит. Потом Гройсман пил за детей и внуков, за сослуживцев, за здоровье Исаака Каплуна. Поднимал бокалы за родственников, друзей и соседей, а также за всех добрых и честных людей, которые всегда были, есть и еще обязательно будут в его жизни. Закончил так:
– И будем помнить тех, кого уже нет, и будем молиться за тех, кто, слава Богу, жив. И пусть все будут счастливы, и скажем: «Умейн!»
Потом юбиляр попросил не произносить в его честь тостов, а просто выпивать, закусывать и веселиться от души. В полдвенадцатого, оставив Риву и детей общаться, а потом и прощаться с гостями, он отправился домой спать.
Домашние не представляли, что Гройсман будет делать на пенсии. Боялись, что дома он начнет хандрить. Опасались, что, не находя выхода своей неуемной энергии, впадет в депрессию или, не про нас будь сказано, вообще заболеет. Надеялись, что у него появятся какие-то увлечения. Конечно, с ружьем или удочкой представить его невозможно, но, может быть, домино, газеты, радио. Телевизор, в конце концов…
Но опасения близких не подтвердились. Домашних Гройсман не третировал. Болеть даже не думал. В домино и шашки с соседями-пенсионерами не играл. Радио не слушал, телевизор не смотрел. Газеты использовал преимущественно в сортире. При этом каждый день его жизни был наполнен какими-то делами и заботами.
Во-первых, Гройсман, как сейчас бы сказали, путешествовал. Маршрут его путешествий был незатейливым: Райгород и обратно. Дел у него там никаких не было, но находились занятия, точнее, поводы: повидаться с сестрой, навестить земляков, проведать родственников.
