Райгород - Александр Гулько
Как и в прежние годы, приезжая в родное местечко, он первым делом ходил на кладбище. Посещал могилы родителей, потом – дядину. Заходил к покойным тестю, теще и многочисленным родственникам, друзьям и знакомым. Покинув кладбище, Гройсман обычно проведывал кого-то из старых райгородских знакомых или дальних родственников. Иногда оставался у них ночевать. Но чаще в тот же день возвращался в Винницу.
Однажды его спросили, не испытывает ли он ностальгии. Почему никогда не ходит к старому родительскому дому?
– Зачем?.. – удивился он. – Это уже не мой дом. Там теперь чужие люди живут. Зачем их беспокоить?
Из Райгорода Гройсман всегда возвращался задумчивым и даже печальным. Стал, к собственному удивлению, чаще молиться. Вечерами они с Ривой подолгу сидели за чаем, вспоминали жизнь в местечке, родителей, родственников, соседей.
Как-то, в очередной раз вернувшись из Райгорода, Гройсман сказал жене:
– Помнишь, я тебе рассказывал, что перед кладбищем покупаю гвоздики у той бабы, Кравчучки…
– Не помню… – потерла Рива лоб. – Но не имеет значения. И что?
– Ты ее помнишь! Второй дом от колодца! Так вот, я у нее все цветы брал, оптом, все ведро. А в этот раз…
– Что? – встревожилась Рива. – Кравчучки не было? Или гвоздик?
– Была… – вздохнул Лейб. – И гвоздики были. И я опять все купил. А пришел на кладбище, пошел раскладывать – и не хватило. Понимаешь, Ривэле, всегда хватало, а в этот раз не хватило…
Повздыхав, Лейб и Рива договорились в следующий раз поехать вместе.
– Порядок там наведем, ограды подкрасим… – сказал Гройсман.
– Весной, даст Бог! Как подсохнет… – согласилась Рива.
Однажды, застав родителей за подобным разговором, Рая решила их взбодрить. С наигранным оптимизмом произнесла:
– Шо-то вы грустные… Может, вам на море съездить!
– На море?! – удивился Гройсман. – Что я там забыл?
– Будете отдыхать, загорать на пляжу.
– Что такое «загорать на пляжу»? – забеспокоилась Рива.
– Лежите, греетесь на солнце, потом купаться идете, потом…
– Гот вэйст вус…[62] – раздраженно прервал ее Гройсман. – Нам с мамой и здесь хорошо!
– Несовременный ты, папа, – махнула Рая рукой. Через мгновение сказала: – Ну, тогда, может, мы с Пашей съездим? – И, хохотнув, добавила: – Если денег дашь…
– Я подумаю… – сказал Гройсман и закрылся позавчерашней газетой.
Кстати, денег он не дал. Говорили, что это был единственный раз, когда Лейб отказал дочери в деньгах. Когда Рива спросила: почему? – он буркнул:
– Не знаю. Не хотел.
Несколько раз Гройсман ездил в Сибирь проведать Сему и племянников. Там, в большом шумном городе, ему не нравилось. Он чувствовал себя так, будто находится на другой планете. Огромные расстояния, замусоренные пустоши, какие-то склады и заводы посреди города. Одинаковые серые, похожие на бараки, трех– и четырехэтажные дома. Редкие кривые деревья, жухлая трава. Люди какие-то неприветливые, обозленные, даже дети не улыбаются. На улицах полно пьяных. Никто по-еврейски не говорит. Дикий край…
Сема и племянники живут друг от друга далеко, на троллейбусе нужно ехать, на автобусе, да еще и с пересадками. Взрослые целый день на работе, дети в школе. Что ему делать одному в пустой квартире? Газеты он по-прежнему презирал, книг не читал, телевизор не смотрел. Говорить с бабками у подъезда? Вести пустые разговоры с праздными пенсионерами? О чем? Гулять по шумным, пыльным и грязным улицам? Да еще без дела?!
– Съезди на базар! – предлагал Сема. – Ты же это дело любишь…
– Какой здесь базар?! – пожимал плечами Гройсман. – Там нема шо покупать! Там одни соленые огурцы и квашеная капуста. Ну еще эти… грузины-мандарины! В Виннице – я понимаю, базар, а здесь – халоймес… – Потом пыхтел, ворчал и наконец сообщал: – Ладно, съезжу к твоему брату. Все равно Лея будет расспрашивать, как они устроились в новых квартирах. Вызови мне такси.
Только за папой закрывалась дверь, Сема снимал телефонную трубку и звонил двоюродному брату. Коротко говорил:
– Встречай дядю. Пока!
Больше часа в гостях у племянников Гройсман находиться не мог. Причем ни у того ни у другого. Его там каким-то необъяснимым образом все раздражало: вид из окна, неудобная мебель, не та посуда, кошка – у одного, попугай – у другого. Беспорядок в квартире, детский плач. Громкие голоса, тихие голоса… Урчание холодильника, звуки радио, речь диктора из телевизора. Ему не нравилось, как застилает постель Сима, как подает еду Фира. Всякие мелочи, на которые в других обстоятельствах он бы даже не обратил внимания, здесь непонятно почему выводили его из себя. Не допив чая, Гройсман просил вызвать ему такси, желал хозяевам спокойной ночи и уезжал.
Дома у сына уже все спали. Открыв выданным ему ключом дверь, он тихо, чтоб никого не разбудить, разувался в прихожей. Стараясь не шуметь, осторожно пробирался в гостиную. Здесь на раскладном диване для него была приготовлена постель. Кряхтя, укладывался и пытался уснуть.
Из-за разницы во времени Гройсман здесь вообще плохо спал. И это была еще одна проблема. В отличие от всех, ночами он бодрствовал. Ложился последним, долго ворочался. Боялся повернуться на неудобном раскладном диване. Если скрипнет пружина, беспокоился: разбудит внуков, а им рано в школу. Не в силах уснуть, он тихонько вставал, ходил в туалет, пил воду в кухне, кряхтел, бормотал что-то. Все равно получалось шумно. В конце концов он проваливался в сон и начинал храпеть. От его могучего храпа в соседней комнате просыпалась Неонила. Утром Гройсман слышал, как она громким шепотом жалуется Семе, что «из-за папаши» не высыпается.
Утром, когда все собирались на работу, в школу, Гройсман еще спал. Точнее, пытался это делать. Потому что вокруг шумели, громко говорили, ходили взад-вперед через гостиную. Никто не утруждал себя тем, чтоб понизить голос, лишний раз не хлопнуть дверью. Когда наконец все расходились, Гройсман мог бы поспать, но уже не получалось. Поэтому он целый день клевал носом. Едва садился, засыпал. Один раз даже уснул во время обеда, не донеся ложку до рта. Гарик и Марик очень смеялись.
От местной воды и непривычной кухни Гройсман мучился болями в животе.
– Что вы здесь кушаете?! – выговаривал он невестке. – Почему не сварить бульон, шейку, язык?.. Ты знаешь, как пахнет борщ с телячьей грудинкой? Нет? Приезжай в Винницу, мама Рива научит тебя готовить. Сможешь приготовить латкес, лейкех!
– Лев Александрович, здесь такое не едят, – улыбаясь, отвечала Неонила.
– А что здесь едят? Пельмени?! Фар манэ соным…[63]
Погостив у сына неделю-полторы, Гройсман начинал томиться. Требовал поменять ему обратный билет.
– На когда? – спрашивал раздосадованный Сема.
– На сейчас! – в запальчивости отвечал Гройсман. Вздохнув, смягчался: – На завтра… Утром следующего дня
