Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра
В «Деле Маттеи» мы с удовольствием создавали структуру, которая разрушала схемы традиционного повествования; я это уже сделал в «Сальваторе Джулиано», а в «Маттеи» я пошел еще дальше, и Тонино не только с готовностью всегда следовал за мной, но бывал и ведущим.
Тонино совершенно великолепен и искусен в своем деле киносценариста, и мы, в самом деле, получали удовольствие. Мы работали с радостью.
Я помню, как ехал к Тонино работать в девять часов утра и, прежде всего, складывал в порядке свои ручки и карандаши; он всегда смеялся над тем, что я должен привести в порядок ручки и карандаши, но ведь каждый из нас таков, каков есть; впрочем, он сразу же начинал писать, то есть Тонино садился за машинку и мы писали вместе; это было прекрасно, просто восхитительно: сценарий рождался от нашего совместного писания. Мы работали, как безумные, с девяти до двух часов без перерыва, потом шли ели пиццу, возвращались домой, но больше уже не писали, а разговаривали о том, что нам предстоит писать завтра, а на следующее утро все повторялось.
Конечно, в фильме «Три брата» мир Тонино проявился сильнее. Я сказал Тонино: «Я хочу снять фильм о трагедии Италии, разделенной пополам, на север и юг; обо всех крестьянах, покидающих юг и отправляющихся на север; фильм, в котором рассказывалось бы о Неаполе, более глубоко рассказывалось бы о севере и юге, чтобы всей Италии стали понятны сегодняшние проблемы, терроризм». Фильм вышел в 80-м году, и в одном из эпизодов мы затронули проблему терроризма.
Я много рассказывал ему о хуторах, так как снимал «Христос остановился в Эболи», для которого мы вместе писали сценарий, и был влюблен в Луканию и Апулию.
Итак, я сказал ему, что хочу отталкиваться от южного хутора, а Тонино мне поведал о рассказе Платонова, который мог бы нам подойти, и предложил мне «Третьего сына», маленький рассказ, который должен был ввести нас в то, что нам хотелось показать в фильме.
Разумеется, Тонино знал деревенский мир глубже меня. Я познакомился с деревней и крестьянской средой только лишь, когда снимал «Вызов», свой первый фильм о контроле над рынками, о сборе помидоров, о каморре.
А в «Трех братьях» возникает история, соединяющая повествование о крестьянском мире с насущными проблемами, ибо я сделал этот фильм, в частности, для того, чтобы ясно сказать: я не из тех интеллигентов, которые говорят, что они против Государства и против Красных Бригад. Я был вместе с Государством против Красных Бригад, прекрасно осознавая, что потом нам будет нужно изменить это Государство. Я хотел недвусмысленно разъяснить свою позицию против Красных Бригад.
В этом фильме я хотел бы также обратиться к образу Гуидо Росса, потому что я считаю, что его не так легко было бы убить, если бы в нужный момент его товарищи действовали. Напротив, его разоблачение нагло замалчивается.
С Тонино мы делали всё, самые разные фильмы, от «Дела Маттеи» до «Христос остановился в Эболи». Я взял его с собой в Испанию, чтобы он помог мне с «Кармен» Бизе, ведь присутствие Тонино — это всегда стимул и праздник. Магия кино — быть вместе, чтобы разговаривать и спорить, стремясь создать нечто такое, что все смогут увидеть на экране.
Потом Тонино решил снова жить в Романье, в прекрасном местечке Пеннабилли, таком же, как Сантарканжело.
Когда читаешь какую-нибудь поэму Тонино, чувствуешь, что это поэт из самой глубины жизни, вещей, со вкусом рассказывающий о них в своих стихах.
Мне очень близки поэмы Тонино. Например, восхищающая меня «Хижина» содержит великолепные образы.
В основе моих фильмов лежат мои идеи; даже в самых политизированных фильмах, хотя, вместо этого, я предпочитаю говорить о «кинематографе реальности», включающем в себя как социальную сторону, так и политический взгляд, который фильм выражает. Я всегда ставил в центр человека, человека с его страстями, его страданиями, его недостатками и его добродетелями. Иначе невозможно передать эмоции, а публика окажется совершенно безучастной. Я всегда считал, что публика должна быть участником происходящего, активным, а не пассивным.
Работа вместе с Тонино — это всегда взаимный стимул и, прежде всего, праздник.
Сергей Бархин
ТОНИНО — ПОЭТ
Тонино — футболист, не только поэт. На стене висит фотография. Двадцать молодых футболистов. Я сразу узнал Тонино. Он — совсем молодой. Красавец с усами.
Тонино играл в футбол до войны. Лишь потом он был в плену и копал траншеи близ Кельна. Тогда американцы уже наступали во Франции.
Тонино — музыкант. И сейчас Тонино часто поет песни венгерских евреек из соседнего лагеря для пленных.
Даже когда Тонино просто говорит, он поет. Таков итальянский язык. Но когда он поет…
В Германии, уже после плена, Тонино был главный джазист в освобожденном лагере. Тогда любили все американское, но особенно джаз. А все венгерки любили Тонино. И все они были его возлюбленными. Кроме одной. Самой красивой. Остальные девушки всегда ревниво спрашивали его: «Что? она тебе не нравится?». Она ему очень нравилась, но, не собираясь их огорчать, он отвечал «Нет, просто она не в моем вкусе».
Тонино играет на саксофоне, поет. Американцы, девушки и бывшие пленные танцуют. Медленно к Тонино подходит та самая красивая и приглашает Тонино на танго. Он оставляет свой оркестр и, обняв ее, танцует, опустив голову. Грустно она спрашивает его, «Правда, что я тебе не нравлюсь?», «Нет», — тихо говорит Тонино, — «просто ты не в моем вкусе». Танцы продолжаются. В конце вечера красавица снова подходит к Тонино и спрашивает, не проводит ли он ее домой? «Пожалуйста!» — говорит он. Рассказывая, Тонино недоуменно разводит руками. И парочка удаляется к баракам. Идут они по аллее мимо аккуратных немецких домиков. Совсем темно.
Комнатка, где живет венгерка — совсем маленькая. Только кровать и чуть пола. Небо светлеет. Девушка садится на кровать, Тонино — на пол. Красавица мгновенно раздевается. Тонино сидит на полу. Начинается рассвет. «Значит правда, и я тебе не нравлюсь?» — совсем грустно спрашивает обнаженная красавица. «Нет, что ты, просто ты не в моем вкусе», — шепотом говорит мой друг заученную фразу.
Уже раннее утро. Тонино уходит к себе. Он плетется к своему бараку опять по аллее мимо немецких домиков. В бараке друг спрашивает его: «Ну как?» Тонино все рассказывает. «Дурак! Какой же ты дурак!
