Индекс Франка - Иван Панкратов
Он отпустил руку, которой все это время придерживал Клочкова за небольшую складку рукава и пошёл в сторону лестницы, шепча себе под нос:
— Знаю, кто… знаю, кто…
Платонов понимал, что каким-то образом пообщаться с пациенткой в реанимации необходимо, хотя спущенная манжета особой чёткости голосу явно не придаст — но в его планы ожоговая болезнь Русенцовой внесла существенные коррективы.
Когда он собрался с духом и вернулся в реанимационный зал, то узнал, что пару часов назад у пациентки вновь начался острый психоз. Вера Михайловна пыталась выбраться из клинитрона, чтобы куда-то уйти, гладила несуществующую кошку у себя на животе и временами начинала шипеть на кого-то возле окна — картина получалась мрачноватая. А уж фраза «Я твои апельсины есть не буду!», сказанная пустому месту возле стойки с инфузоматами практически беззвучно, через спущенную манжету, с присвистом — заставляла волосы на затылке Платонова неприятно шевелиться.
Санитарка, сидя на диванчике за стойкой, ждала, когда заварится «Доширак». Виктор постоял в дверях, глядя на Русенцову, уже привязанную к бортикам за руки и за ноги, вздохнул, повернулся к санитарке и прошептал:
— Как это всё не ко времени…
Повернувшись по давней военной привычке через левое плечо, он вышел в коридор и направился в ординаторскую. В его планы теперь вместо разговора с пациенткой входило написание дневника в её истории болезни, где было необходимо отразить теперешний психический статус. И пока он шёл, то чувствовал, что какая-то мелочь не даёт ему покоя. Что-то, связанное с Русенцовой.
Апельсины.
(я твои апельсины есть не буду)
На подоконнике возле клинитрона, рядом с коробками перчаток, лежал полураскрытый пакет с апельсинами. Он видел такой пакет раньше — в руках Ларисы.
Платонов остановился посреди коридора и зачем-то оглянулся в сторону реанимации, хотя разглядеть отсюда уже ни пациентку, ни апельсины не смог бы.
— Зачем ты к ней приходила? — тихо спросил он сам, не замечая, как из-за стойки поста на него недоуменно смотрит дежурная сестра. — Что ты хотела? При чём здесь апельсины? Ты бы ещё грецкие орехи ей принесла, чтоб погрызла старушка…
В этот момент он заметил удивлённые глаза медсестры, понял, что выглядит странно, разговаривая с невидимым собеседником; подмигнул ей, сунул руки в карманы и пошёл дальше. Разговор с Русенцовой откладывался.
6
— С некоторых пор я перестал смотреть на Новый год «Иронию судьбы», — Москалёв листал свои истории болезни, рассматривая бланки анализов. — Рязанов явно погрешил против истины.
— Это в чём же? — Платонов насыпал из банки немного кофе в кружку, выглянул из комнатки-кухни и взглянул на Михаила.
— Фильм должен закончиться ещё на сцене пьянки в бане, — категорически заявил Москалёв. — Это же элементарно — когда четверо друзей вливают в себя ведро пива с водкой, то следом они обязательно опрокинут на себя бадью с кипятком и лягут в нашу реанимацию. Вот, например, — он открыл одну из историй, глянул анамнез. — «Находясь в состоянии алкогольного опьянения, перепутал ковши и вылил на себя в бане кипяток…» Или вот: «Во время пьяной драки в бане упал на раскалённые камни…» И это только в одной палате. А Рязанов нам втюхивает, как они взвешиваются на брудершафт. Если так бухать в бане, до Ленинграда с вениками не долетишь.
Щелчок кнопки вернул Виктора в реальность из мира, где на подкорке прокручивались кадры из любимой новогодней комедии. Он аккуратно взял вскипевший чайник, наклонил над кружкой и в тысячный раз зачем-то спросил себя — успеет ли он отскочить в сторону, если чайник сейчас развалится в руках. Стеклянная китайская конструкция далеко не первой свежести частенько навевала эти грустные мысли и желание купить новый прибор.
Аромат кофе достиг носа в то же мгновенье, что и зазвонил местный телефон.
— Да… Ожоговое… Да, сейчас… Виктор Сергеич, возьми, это тебя. Полиция.
Платонов поставил кружку на маленький холодильник, служивший подставкой для микроволновки и чайника, вышел в ординаторскую, приподнял брови и пожал плечами — мол, странно, чего это они.
— Платонов, — коротко представился он.
— Лейтенант Потехин из Первореченского РОВД, — представился собеседник на том конце провода. — У вас должна находиться на лечении пациентка Русенцова Вера Михайловна.
— Есть такая, — ответил Платонов, а сам автоматически принялся в очередной раз читать строчки, напечатанные огромными буквами на листке, приклеенном скотчем к стене: «По телефону и электронной почте информация о состоянии здоровья не предоставляется в соответствии с требованиями ст. 13 Федерального закона „Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации“ от 21.11.2011г №323-ФЗ, поскольку составляет врачебную тайну».
— Нам необходимо опросить её и лечащего врача. Я так понимаю, это вы? Платонов Виктор Сергеевич.
— Да, это я, — подтвердил Виктор. — Приезжайте в рабочее время, отвечу на ваши вопросы.
— А Русенцова? Она может общаться?
— Приезжайте, поговорите для начала со мной, а заодно и её состояние обсудим, — расплывчато ответил Платонов. — Если вам от меня нужны какие-то официальные ответы вроде справок о состоянии здоровья, то сразу скажу — я ничего такого вам не дам. Только официальный запрос, и начмед вам в течение нескольких дней ответит установленным порядком.
— А если я сейчас приеду? — неожиданно спросил Потехин. — Вы ещё не уходите?
Платонов посмотрел на часы, потом на Москалёва. Покачал головой, прикрыв глаза и всем видом показывая, как ему не нравится то, что он сейчас скажет, после чего произнёс:
— Если поторопитесь, то успеете. В течение часа я здесь.
Спустя мгновенье после этих слов в трубке уже звучали гудки. Платонов представил себе мультяшного полицейского персонажа, который мчался сейчас по лестнице, в то время как трубка телефона ещё только падала на аппарат.
— Придётся посидеть и подождать, — разочарованно сказал Москалёву Виктор. — Так что можешь идти; считай, я дежурный.
Михаила долго заставлять не пришлось. Пикнув кнопочкой на пульте, он завёл свой автомобиль, быстро переоделся и помчался по делам. Виктор же пододвинул к себе стопку историй болезни, просмотрел свежие анализы, результаты посевов из ран, внёс коррективы в листы назначений. Время от времени он прикладывался к быстро остывающему кофе.
Потехин прибыл оперативно — примерно через полчаса, учитывая нарастающий к концу рабочего времени трафик. Лейтенант практически вбежал в отделение; его громкий голос, которым он спрашивал доктора Платонова, заставил Виктора встать, открыть дверь в ординаторскую и пригласить дознавателя к себе.
Расположившись на диване, полицейский достал из папки несколько листков бумаги и какие-то фотографии. Для начала он молча принялся заполнять в них что-то, временами бросая взгляд на еле слышно шепчущий телевизор. Платонов развернулся к Потехину, оперся на стол рукой и, склонив голову, ждал, когда же лейтенант решит начать разговор.
— У меня, собственно, вопросов очень мало, — не поднимая головы от своих бумаг, вдруг сказал Потехин. — Тут, понимаете, какая штука…
Он прекратил писать, посмотрел на Виктора.
— С вами же ещё никто не говорил по этому поводу?
— Да я сам удивляюсь. Уже больше недели пациентка в реанимации, а от вас никто так и не появился, — делая в лице лейтенанта выговор всему ведомству, прокомментировал Платонов.
— Это не совсем так. От нас была девушка. Курсантка, из школы полиции. Взяла данные, какие были на тот момент, и ушла. Ей ведь что сказали — то и сделала, никакой самодеятельности. Мы сами ещё не знали, куда нас кривая выведет. Таких старушек за год через нас столько проходит, сами понимаете. Реакции слегка притупляются. Нюх, если можно так сказать, ослабевает.
— А кривая куда-то вывела? — заинтересованно спросил Виктор. — Соседка нам просто всё
