Американские девочки - Элисон Аммингер
– Если это обезобразит мое лицо, я отсужу у тебя каждый пенни, который могла бы заработать в этом лучшем из миров.
Роджер явно был в отчаянии. Рискну предположить, что в этот раз при виде меня он испытал искреннюю радость.
– О боже. – Я обняла сестру. Она крепко обняла меня в ответ и чуть-чуть всплакнула у меня на плече. – Что случилось?
– Теперь можешь идти, – сказала она Роджеру, указывая на выход.
– Я не могу тебя оставить. Во всяком случае, не раньше, чем ты меня простишь.
– Если ты не уйдешь, я начну кричать, и буду кричать до бесконечности.
Роджер ушел.
На Джереми Делия не обращала абсолютно никакого внимания, и вообще, похоже, здесь ему удавалось остаться неузнанным. У всех были дела поважнее.
– Вас ограбили, – наконец сказал Джереми. – Вы заявили в полицию?
– Они только что уехали. Так вот, Роджер во имя своей суперсистемы Станиславского, или cinéma vérité[10], или бог знает чего еще, решил заплатить какому-то бездомному чуваку, с которым познакомился сегодня утром, чтобы тот везде за мной ходил. Чтобы я испугалась по-настоящему. И этот мудацкий нищеброд попытался выхватить у меня кошелек, а я уперлась и нацелилась ему по яйцам. А он дал кулаком мне в лицо. И так, знаете, вмазал мне по лицу и говорит: «Боже, ну и сука». Он все-таки отобрал у меня кошелек, а Роджер, вместо того чтоб за ним погнаться, говорит мне – такого и нарочно не придумаешь: «Извини. Я и подумать не мог, что он так поступит».
– Черт возьми, – сказал Джереми. – Вот засада.
– И что мне теперь делать? Мне утром позвонили и сказали, что я получила герпес. Я не могу его упустить. И как мне работать в таком виде? Я, мать твою, и дышать-то не могу.
Джереми выглядел озадаченно.
– Реклама нового средства от герпеса, – пояснила я.
Делия говорила как ненормальная: так старики, бывает, рассуждают о том, откуда у людей заводится «этот ваш СПИД». Я изо всех сил старалась удержаться от смеха, и Джереми тоже.
– Так он исповедует метод вживания в роль или типа того? – Джереми внимательно смотрел на Делию, а ее лицо, между прочим, по краям оставалось по-прежнему прекрасным.
– Его основной метод – быть полным козлом, – ответила она. – И тут он просто-таки ох…нный Брандо.
Джереми расхохотался. Интересно, понимает ли Делия, кто он. В качестве «тех самых близнецов» их узнавали постоянно и по сто раз на дню останавливали на улице, но, стоило братьям разделиться, Джереми становился на порядок менее узнаваемым.
– Можешь отвезти нас домой? – спросила Делия.
– Конечно, – ответил Джереми.
– И пожалуйста, не рассказывай ничего Дексу, кроме того что меня ограбили, хорошо?
Я не поняла, к кому из нас она обращалась, но мы оба синхронно кивнули.
Джереми в своей черепашьей манере повез нас по дороге, вьющейся вверх по холмам, к дому сестры. Когда мы взобрались на последний на нашем пути холм, я увидела припаркованную неподалеку красную «хонду» – ту самую, которую Делия называла плодом моего буйного воображения. Мне хотелось разбудить сестру, но она только недавно заснула и во сне стонала от боли. Я слегка толкнула Джереми локтем в бок и показала на машину, а потом жестами дала понять, чтобы он пока ничего не спрашивал. При нашем приближении «хонда» унеслась прочь.
– Эта вот машина, – прошептала я, – всегда крутится у дома Делии. Неделями здесь ошивается. Делия наплела мне какой-то лажи про актрису, у которой она увела роль, но только я ей не верю.
Джереми медленно покачал головой:
– С маньяками шутить не стоит. Ты звонила в полицию?
– И что я скажу? Мимо нашего дома ездит машина, существование которой моя сестра напрочь отрицает?
– Ты можешь сказать сестре, что я тоже видел эту машину. Лучше заявить куда следует. Место-то довольно-таки уединенное.
– Ты мне будешь рассказывать!
Периода бодрствования Делии хватило ровно на то, чтобы выбраться из машины, проковылять до гостиной и рухнуть на диван, после чего она снова отрубилась. Джереми удостоверился, что у нас есть лед, обезболивающие и еда.
– Как-то не круто, что я оставляю вас здесь одних, – сказал он. – Декс приедет?
– Думаю, да. Надеюсь.
– Позвони на площадку, если заметишь что-нибудь странное. Что угодно. Я через час должен быть на месте, но на всякий случай сделаю сначала кружок на машине вокруг дома.
– Спасибо, – сказала я. – Серьезно. Ты мне действительно очень помог.
– Да брось ты, ерунда.
И было видно, что он говорит совершенно искренне. Это и правда ерунда: любой порядочный человек, учитывая ситуацию, поступил бы точно так же. Но порядочные люди как-то не слишком часто попадались мне на жизненном пути, а сейчас порядочность была помещена в совсем уж фантастическую физическую оболочку. На долю секунды мне показалось, что он хочет меня обнять, но, вместо того чтобы распахнуть руки ему навстречу, как поступило бы нормальное существо женского пола, я впала в панику. И наклонилась почесать колено, которое вроде бы как раз зачесалось, потому что мне очень хотелось, чтобы он ко мне прикоснулся, но еще больше я боялась, что этого не случится.
Когда я выпрямилась, он никуда не делся и все еще стоял на том же месте. Он положил руки мне на плечи и задержал их там. Я еле дышала. Если я и должна была что-то предпринять в ответ, то даже понятия не имела, что именно. Так прошла, как мне показалось, целая вечность, а потом он нежно сжал мне плечи и мягко провел вниз по рукам. Хотя он всего лишь погладил мне руки, у меня внутри все сразу же вспыхнуло и наэлектризовалось. И когда я уже почти убедила себя, что он вот-вот прижмет меня к себе и поцелует, он распахнул дверь и помахал мне на прощание.
Остаток вечера сестра только тем и занималась, что задвигалась колесами. Врач сказал, что того количества мышечных релаксантов, которое ей дали, хватит и взбесившейся лошади, но сестра каким-то образом умудрялась не только бодрствовать, но и психовать.
– Как думаешь, когда спадет отечность? – постоянно спрашивала она меня. – Я должна понимать, как будет выглядеть мое лицо. Погугли.
И потом, когда смотрелась в зеркало:
– Я Человек-слон. Я Джек Николсон из «Китайского квартала».
А потом:
– Как я объясню все это Дексу? А вдруг лицо уже не станет прежним?
При этих ее словах у меня мелькнула подленькая мыслишка: что ж, тогда ты
