Американские девочки - Элисон Аммингер
– Увидимся позже, – сказала я и, не подумав, брякнула, как полнейшая дура: – Спасибо.
Он посмотрел на меня такими глазами, словно я представляла собой еще более жалкое зрелище, чем мистер Пибоди. По крайней мере, ему хватило такта не ответить: «На здоровье». А мне хватило такта просто уйти.
Остаток недели я притворялась больной. Мне пришлось жить у сестры, потому что иначе Декс понял бы, что я придуриваюсь; я не могла вернуться на площадку «Чипов на палубе!», не дав Джереми хотя бы неделю на то, чтобы забыть, как его сестра практически назвала меня лохушкой. Делия уверяла, что он вообще вряд ли помнит слова Оливии, но это только потому, что не она получила затрещину, а я. Уж лучше я с риском для жизни поживу в психопатическом райончике Делии, чем стану и дальше подставляться под унижения. Тут и думать нечего.
Делия принесла мне от Декса кучу фильмов, в том числе тот, который он стащил со съемок: «Конфетные поцелуи от Оливии Тейлор: Подлинная история настоящей Оливии Тейлор». «На случай, если надоест трудиться над эссе по истории», – сказала сестра. Было непонятно, то ли она действительно заботится обо мне, то ли просто подкалывает. Когда этот фильм только вышел, мы с Дун посмотрели его дважды. Мы даже уговорили ее маму отвести нас на «пижамную вечеринку» в ночь премьеры. Тогда Оливия Тейлор казалась мне самой красивой, доброй, милой и остроумной на свете – о дружбе с такой можно только мечтать. Теперь я знала, что по своим душевным качествам она волк в шкуре из обносок шлюховатой Барби из Малибу. Потом я вспомнила, что в фильме есть и близнецы, и только это подвигло меня все-таки загрузить его и посмотреть.
Премьера фильма совпала с началом проблем у моих родителей, и я полюбила Оливию Тейлор отчасти потому, что папы у нее никогда толком не было, а безумие мамы, сколько его ни старались затушевать, все равно просачивалось на экран. Ее семья была ненормальной в другом роде, чем моя, но все же определенно ненормальной. В самом начале фильма показывают группу фанаток Оливии, девочек-подростков: они говорят, как сильно любят Оливию Тейлор, как она дарит им чувство, что их кто-то понимает, и даже когда им очень-очень грустно, они знают, что счастье находится от них на расстоянии «Конфетного поцелуя». А потом – опа! – Оливия Тейлор собственной персоной выходит из гастрольного автобуса и осыпает их воздушными поцелуями и дорогими конфетами, уверяя, что это они служат источником вдохновения для нее. В фильме показаны три месяца ее турне. Три месяца они ведут с мамой баталии из-за сценических костюмов, из-за ее бойфренда, из-за размеров ее жопы. Близнецы как раз только что отхватили роли в сериале «Тише, мыши» – он продержался примерно секунд десять и был, возможно, даже хуже «Чипов на палубе!». Однако все равно было очевидно, что внимание мамаши стремительно переключается на новичков и что Оливию вот-вот бросят на произвол судьбы, с баталиями или без. Как раз после премьеры Оливия и начала судиться за выход из-под родительской опеки.
Вот что забавно: судя по фильму, у Оливии толпа друзей. Показывают там и ее лучшую подругу, с которой они вместе занимались танцами и которая никогда не бросит; в фильме она исполняет (ужасно плохо) отдельный номер с чечеткой под «Рок-поп рулит». Я уж молчу о целом взводе менеджеров, стилистов, хореографов и всех прочих, которые клятвенно заверяют, что все они – точно связка воздушных шариков, наполненных любовью и танцующих вокруг Оливии. Прямо-таки бескорыстные поклонники таланта, которым ничего не надо, лишь бы у нее все было хорошо. Кино завершалось сценой, где Оливия смотрит в камеру и говорит: «Если у меня получится сделать счастливее хотя бы одного человека, значит, я справилась со своей работой. Я просто хочу, чтобы наш мир стал немного слаще». Воздушный поцелуй и затемнение.
Когда пошли титры, пришла эсэмэска от Джереми: «Как думаешь, игуана выживет?» Я написала: «Не знаю. Разве это жизнь?» А Джереми ответил: «ЛОЛ. Надеюсь, тебе лучше».
И всё.
Я решила: хватит пережидать и прятаться. Завтра же перестану распускать нюни, надену новые штаны и вернусь на съемки. И наплевать, что мне по-прежнему стыдно и я понятия не имею, что сказать Джереми, когда его увижу. Я даже не знаю, что делать с этим идиотским рюкзаком, ведь на чеке четко напечатано: «Возврат возможен только за кредит в магазине». Мне тут ловить нечего. Но если просмотр «Конфетных поцелуев» меня чему-то и научил, так это тому, что нельзя принимать на веру даже самую прекрасную картинку. И раз уж тут все собрались притворяться, что они чуть лучше, чем на самом деле, чуть более уверены в своем праве на место под солнцем, – никто не мешает мне примкнуть к этой команде.
14
На съемочной площадке я старалась вести себя совсем неприметно. Забившись в холле в уголок, я читала книгу, которая, по замыслу автора, должна была осветить события с точки зрения семьи Шэрон Тейт. Там был воссоздан воображаемый обычный день всех родственников Шэрон, и как тот день шел и шел своим чередом, пока они не узнали новости о своей дочери и сестре. Она была убита накануне вечеринки-предрожденчика; подарки уже были нарядно запакованы: ботиночки, одеяльца, колыбель. А потом вдруг зазвонил телефон, и с этой минуты их жизнь переменилась навсегда. Убийства Мэнсона, конечно, застали врасплох всю Америку, но эту конкретную семью – особенно. Я знаю, что это такое, – ненавидеть телефон и каждый раз испытывать легкий, но ощутимый ужас, когда раздается звонок или приходит эсэсмэска в неположенное время, например ночью. С тех пор как мама рассказала о своей болезни, все новости сделались потенциально плохими новостями.
Вот только по большей части они не были плохими. Мама продолжала регулярно мне звонить с рассказами, как прекрасно идут дела. Вокруг нее сложился кружок мамочек, которые станут донорами грудного молока для Бёрча (нет подходящих слов, чтоб описать, насколько мощный рвотный позыв я испытала). Она неустанно занимается медитацией и представляет меня в центре светового круга. «Как воронка урагана», – сказала я, а мама даже не стала притворяться, что ей понравилась моя шутка. Но она так и не извинилась передо мной, так и не признала, что говорила совершенно ужасающие вещи. «Ох, Анна, тебе
