Три пары - Лорен Маккензи
В ней росла какая-то гниль, расползавшаяся от пальцев ног, и Ева едва ее сдерживала. Нервы било током, словно конечность, пытающуюся вернуться к жизни. Ее мысли занимал Конор, оставляя ее в постоянном противоречии. Она чувствовала себя виноватой оттого, что думает о нем, – ведь это была очевидная фантазия, причем грустная, – и одновременно испытывала неприязнь к любому, кто вставал между ней и ее фантазией.
Шэй снова работал: она добавила ему квоту от прошлого тендера на техническое обслуживание школы, которая принесла ему победу. Маргарет, которая была рада сэкономить немного денег, отметила это совпадение. Ева никогда раньше не мошенничала и несколько дней боролась с желанием признаться. Шэй по-прежнему мало зарабатывал, но напряжение ослабло, и они, казалось, оставили эпопею с Макдоной позади. Девочки их радовали, а когда не радовали, то просто вели себя как положено детям. На деревьях появились новые бутоны салатово-зеленых листьев, землю покрыли цветы, а от ласкового солнца все засияло. И все же по ночам ей не спалось.
Ева сама построила для себя эту жизнь – добивалась, работала на износ, торговалась, шла к компромиссу – и держалась за нее. Это была жизнь, о которой, как она воображала, ее молодая личность была бы рада узнать. Но вот Ева оказалась здесь, на самом ее пике, и не знала, что делать дальше. Коллеги-женщины постарше вступали в книжные клубы и занимались рукоделием или плаванием в открытой воде. Они говорили о том, что заработали время себя порадовать теперь, когда их дети учатся в колледже, и были непреклонны в том, что никому не позволено посягать на это время. Мартин, единственный мужчина в учительской, никогда не участвовал в этих разговорах. Его дети были еще маленькими, и тем не менее он часами катался на велосипеде по горам и, похоже, не испытывал никаких противоречий по этому поводу.
Ева смотрела, как волны поднимаются и превращаются в пену. Девочки. Где они? Она услышала позади крик и повернулась, чтобы увидеть, как они бегут к Шэю, к его пакетам с горячей картошкой фри. Они двинулись по узкой тропинке вокруг Брей-Хед. На ней было полно людей и собак, вышедших на воскресную прогулку. Волны, постоянные и беспощадные, бились о камни в сотнях метров внизу. Каждый раз, когда Еве нужно было приблизиться к краю скалы, чтобы кого-то пропустить, она чувствовала необъятность пространства между собой и морем. Каково это – упасть с такой высоты, успеть пережить падение, забыть предстоящее приземление и просто все отпустить?
Той ночью, после того как Ева с Шэем уложили спать двух уставших девочек, они объявили день удачным, пообещали делать это почаще и сами легли спать пораньше.
– Ты счастлив?
Шэй притянул ее к себе:
– Очень.
– И тебе больше ничего не нужно? – спросила Ева.
– Типа чего?
– Типа в жизни?
– Нет. Думаю, нет. Ты и девочки. Это все, что мне нужно. И хорошая вечеринка. Я бы не отказался от вечеринки. А почему ты спрашиваешь? Ты не счастлива?
– Счастлива… и нет. Я хочу большего. – Она не ожидала, что скажет это вслух, но мысль крутилась у нее в голове весь день. Я хочу большего. Я хочу большего.
– Чего?
– Просто большего.
– Денег?
– Это помогло бы, но нет.
– Секса? Могу помочь с этим.
Она засмеялась:
– Думаю, наоборот. Чего-то типа веры. Ни в Бога, ни в буддизм, ничего такого. Но веры. Цели. Когда твоя работа имеет смысл.
– Преподавание имеет смысл.
– Да ну? Я преподаю по программе, разработанной государством. Я учу их быть вежливыми и убирать за собой. Я учу их мыть руки после того, как они пописают.
– Это очень важно.
Она замолчала. Кажется, нет особого смысла пытаться объяснять дальше.
– Когда ты поймешь, чего хочешь, дай мне знать, и я сделаю все, что смогу. – Он перевернулся и заснул, и через несколько секунд она услышала, как он храпит.
Ей хотелось за что-то ухватиться, за что можно было бы держаться обеими руками. Если бы девочек смыло в море, она бы пошла прямо за ними. Ее любовь к девочкам была настолько примитивной, что ей часто хотелось их съесть: пережевать пальцы ног, один за другим, укусить их за животики. Но если бы было наоборот, если бы она упала с тропы на утесе и исчезла из их жизни, сильно бы все изменилось для них? Будут ли они вообще помнить все те дни, которые она провела, кормя, стирая, выгуливая, ругая, хваля и обнимая их? Она не сомневалась, что кто-нибудь другой мог бы делать для них то же самое. Эта двойственность была невыносима: она не чувствовала связи со своей жизнью, но другой у нее не было.
Во вторник утром Ева подготовила свой класс к пятничной поездке в зоопарк. На прошлой неделе они делали маски животных из бумажных тарелок. Явными фаворитами были львы, слоны шли вторыми. Она показывала на проекторе слайды с животными, которых они смогут увидеть в пятницу, и спрашивала, что дети о них знают.
– У слонов хорошая память, – сказал Блессинг.
– И бивни. Люди их отпиливали. Хрч-хрч-хрч. – Майкл стал пилить ладонью руку Рут, лежавшую на столе рядом с ним. Кажется, ей это понравилось.
– Тигры разрывают на куски зубами и когтями. – Ойсин клацнул зубами в воздухе.
– И потом их пристреливают, – сказал Майкл. Он вытянул руку, поднял большой палец и выстрелил в Элизу Бурк. – Бам. – Элиза, которая слегка подпрыгивала между столами, вздрогнула. Бам. Бам.
– Никаких пистолетов, Майкл. – Руби нравились правила, и нравилось, чтобы их соблюдали.
– Это всего лишь моя рука. Идиотка, – сказал Майкл.
– Майкл. – Еве нужно было вернуть их к теме. – О каких еще животных мы можем вспомнить?
Элиза заухала и почесала подмышки, как обезьяна. Кто-то крикнул: «Горилла». Дети захихикали. Ойсин зарычал. Майкл выстрелил в него. Бам. Бам. Навин запищал. Закудахтала курица. Захрюкал поросенок. Комната наполнилась визжащими, ревущими, чирикающими животными, вырвавшимися на свободу. Ева захлопала в ладоши.
– Ребята. Ребята. Тихо, пожалуйста. Давайте сядем на места и приготовимся внимательно слушать. – Она снова захлопала, так сильно, что ладони стали гореть.
Дети вернулись на свои места, все, кроме Элизы, которая оставалась
