Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин
Прядильниковъ пожалъ руку Авдотьи Степановны и стремительно вышелъ изъ кабинета.
По уходѣ его, она, сидя на кушеткѣ, закрыла лицо руками и такъ просидѣла нѣсколько мниутъ. Когда она отняла руки, лицо было заплакано.
Прядильниковъ, сѣвши на извощика, долго не могъ ничего выговорить; наконецъ онъ крикнулъ:
— На телеграфъ!
Черезъ десять минутъ, онъ писалъ телеграмму въ Москву такого содержанія:
«Заклинаю тебя, Алешка, вернуться скорѣе сюда. Если ты не послушаешься, ты поступишь подло.»
Еслибъ ужь не было поздно, Прязильниковъ способенъ былъ самъ отправиться въ этотъ день въ Москву.
VII.
Получивъ записку отъ Катерины Николаевны, Борщовъ долго не могъ настолько успокоиться, чтобы засѣсть за свою обычную работу.
«Чего-же, однако, я волнуюсь, — спросилъ онъ про себя: — это, наконецъ, глупо!»
И онъ началъ себя успокоивать, говоря, что въ Катеринѣ Николаевнѣ слѣдуетъ ему признать простое желаніе свѣтской женщины какъ-нибудь наполнить свою скуку. Такое толкованіе не удовлетворило его. Онъ чувствовалъ, что въ ея топѣ, когда она съ нимъ въ послѣдній разъ говорила, было нѣчто большее простаго любопытства.
И разныя другія мысли начали одолѣвать его голову, — мысли, въ которыхъ онъ почти не узнавалъ себя. Вся его жизнь, съ урочными часами занятіи, съ-идеей долга, съ погоней за всякимъ сколько-нибудь осмысленнымъ трудомъ, представлялась ему въ совершенно другомъ свѣтѣ. Точно будто онъ совсѣмъ не жил до этой минуты, и являлся въ собственныхъ глазахъ какимъ-то скучнымъ и наивнымъ филистеромъ.
«Чего-же я боюсь? — спрашивалъ онъ себя. — Неужели я проживу весь свой вѣкъ точно по какой прописи? Жизнь сама предлагаетъ мнѣ извѣдать настоящую борьбу, а я трушу. Я вижу въ молодой, одаренной женской натурѣ симпатичное броженіе. Она обращается ко мнѣ просто, открыто, человѣчно. А я прежде всего думаю о своемъ спокойствіи и смущаюсь разными филистерскими соображеніями.»
Въ тотъ-же день Борщовъ отправился съ визитомъ къ Катеринѣ Николаевнѣ.
Случилось такъ, что Александръ Дмитріевичъ былъ у жены въ ту минуту, когда доложили о Борщовѣ.
Онъ взглянулъ украдкой на жену, чуть замѣтно поморщился и выговорилъ:
— Кто это?
— Секретарь нашего общества, — отвѣтила Катерина Николаевна и тотчасъ-же встала.
— Дѣловой визитъ? — спросилъ Александръ Дмитріевичъ, кисло улыбнувшись.
— Дѣловой… вѣроятно, — добавила она и какъ будто бы слегка покраснѣла.
— Я удалюсь, — промолвилъ Александръ Дмитріевичъ, оглядываясь на дверь.
— Ты развѣ не хочешь познакомиться съ нимъ?
Вопросъ этотъ Катерина Николаевна сдѣлала, обернувшись къ столу.
— Съ какой-же стати!
— Онъ очень интересный человѣкъ.
Александръ Дмитріевичъ промолчалъ.
Борщовъ войдя увидѣлъ сначала фигуру Александра Дмитріевича, поклонился ему съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ и, подойдя къ Катеринѣ Николаевнѣ, остановился въ несмѣлой позѣ.
Ему протянули руку, онъ пожалъ ее торопливо и неловко.
— Очень, очень рада васъ видѣть, — заговорила Катерина Николаевна не такимъ голосомъ, къ которому привыкъ Борщовъ. — Наконецъ-то вы ко мнѣ явились. Alexandre! Позволь мнѣ васъ познакомить: мои мужъ, Павелъ Михайловичъ Борщовъ.
Они молча подали другъ другу руки и, наклоняясь, скорымъ, но внимательнымъ взглядомъ оглядѣли другъ друга. Повалишинъ произвелъ на Борщова тутъ-же впечатлѣніе чего-то деревяннаго, самодовольнаго и чиновничья™. Борщовъ лицомъ своимъ понравился Повалишину.
Катерина Николаевна взглянула на мужа, какъ-бы желая спросить его: хочетъ-ли онъ посидѣть немного или пѣтъ? Александръ Дмитріевичъ опустился въ кресло и сдѣлалъ движеніе рукой, приглашавшее Борщова сѣсть на диванъ.
— Вы сотрудникъ моей жены, — началъ Повалишинъ такимъ-же тономъ, какимъ онъ задавалъ вопросы на судебныхъ засѣданіяхъ.
— Скажи лучше, Alexandre, — перебила его Катерина Николаевна: — что я желала-бы сдѣлаться настоящею сотрудницей Павла Михайловича.
Борщовъ улыбнулся и промолчалъ. Онъ все еще не могь справиться съ неловкостью, какую ощутилъ при входѣ въ кабинетъ Катерины Николаевны.
— И очень жалѣю, — продолжалъ все тѣмъ-же тономъ Повалишинъ: — что мои занятія не позволяютъ мнѣ принять участіе въ вашихъ трудахъ.
«А я такъ совсѣмъ не жалѣю», промелькнуло въ головѣ Борщова.
— По мнѣ очень пріятно было-бы, отъ времени до времени, знакомиться съ результатами вашей совмѣстной дѣятельности.
«Ну, что ты тутъ процѣживаешь, — началъ сердиться про себя Борщовъ — что мнѣ за дѣло до того, желаешь ты или нѣтъ знакомиться съ результатами нашей дѣятельности».
Катерина Николаевна поглядѣла на Борщова, и ему показалось, что этотъ взглядъ хотѣлъ сказать: «Вы, пожалуйста, не смущайтесь. Послѣ приличныхъ случаю прелиминаріи супругъ мои удалится.»
Такъ оно и случилось.
Супругъ послѣ нѣсколькихъ подходящихъ общихъ мѣстъ удалился.
— Скажите мнѣ, — начала Катерина Николаевна, садясь около Борщова на диванъ: — но безъ малѣйшей утайки: васъ удивила моя записка? Неправда-ли?
— Удивила? Нѣтъ.
— Ну, и прекрасно. Значить, вы посмотрѣли на меня гораздо проще. Вы не считаете меня барыней, которая отъ бездѣлья позволяетъ себѣ разныя эксцентричности. Видите-ли, Павелъ Михайлович я веду себя съ вами совершенно особеннымъ какимъ-то манеромъ. Мнѣ хотѣлось, чтобъ вы были у меня и взглянули, какъ я жпву. Мой мужъ, конечно, вамъ не понравился…
— Я мелькомъ видѣлъ его… — началъ-было Борщовъ.
— Вы, пожалуйста, не отвертывайтесь. Вамъ это не удастся. Вы слишкомъ искренній человѣкъ. Онъ и не могъ вамъ понравиться. Вѣдь вотъ вы оба — люди дѣла, а какая громадная разница! Мой мужъ вылился въ готовую форму. Все въ немъ солидно и послѣдовательно. Работу доставляетъ ему должность. Ему нечего, какъ намъ съ вами, искать задушевнаго дѣла. Онъ беретъ то, что накопилось, что требуетъ обыкновенныхъ, несложныхъ усилій. Вылился онъ въ форму, которая на людей, какъ вы, не можетъ производить особенно пріятнаго впечатлѣнія. Но онъ, въ сущности, вовсе не такъ сухъ, какъ кажется. Умъ-его способенъ откликнуться на всякую дѣльную мысль…
Борщовъ слушалъ Катерину Николаевну и думалъ: «зачѣмъ она мнѣ все это говоритъ?»
И сама Катерина Николаевна, говоря о мужѣ, чувствовала, что она вязнетъ въ болотѣ. Она должна была округлять свои фразы, замѣчая, что говоритъ точно для очистки совѣсти, потому только, что нельзя не сказать-нѣсколько словъ объ Александрѣ Дмитріевичѣ.
«А что мнѣ за дѣло, — вдругъ спросила она себя — понравился ему мои мужъ, или нѣтъ?»
— Когда вы присмотритесь къ нему, — продолжала она однакоже на ту же тему: — вы найдете, конечно, что онъ вовсе не такой безстрастный magistrat, какимъ кажется съ перваго взгляда.
«А это зачѣмъ? — спросила она про себя. — Неужели я буду продолжать такъ до безконечности?»
— Я не привыкъ, — началъ Борщовъ: — отдаваться первому впечатлѣнію, но мнѣ кажется, что вашъ мужъ-вылился именно въ такую форму…
Борщовъ не договорилъ.
— Оставимте его! — вскричала Катерина Николаевна и тотчасъ-же обрадовалась тому, что такъ рѣзко перемѣнила тему разговора.
Борщовъ сидѣлъ какъ-бы въ выжидающей позѣ. Его неловкость все еще не прошла.
— Вы видите, — начала Катерина Николаевна: — что я страдаю отсутствіемъ всякихъ домашнихъ заботъ.
— У васъ нѣтъ
