Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич
– Господи. Он постоянно спрашивал меня, есть ли у меня какие-нибудь деньги, которые я хотела бы во что-нибудь вложить.
– И что?
– Я не хотела ничего никуда вкладывать – ни во что, кроме дома. Вот из-за чего мы поссорились.
– Подожди, я не все еще прочел, статья длинная. Видишь ли, кто-то основательно перекопал все данные об этом твоем Мареке.
– Это конец. У меня больше нет на него никаких сил.
– Но ты все же вернулась к нему.
– Возможно, я чувствовала себя обязанной. Думаю, что-то было когда-то между нами. Кроме того, все шло к тому, что у нас будет ребенок. Может быть, поэтому я боялась уйти, оборвать контакты… Но то, что происходит сейчас, – это уж слишком. Подозреваю, что главным для него во всем этом были деньги, – сказала я тихо.
Шимон не стал комментировать мои слова. Он продолжал просматривать Интернет в поисках проколов моего бывшего.
– Здесь еще пишут, что он либо вовсе не платил субподрядчикам, либо платил частично и что желающих с ним сотрудничать становилось все меньше и меньше. Проекты были слабые, а недоработки такие крупные, что тянули за собой дополнительные расходы на строительство. С этим никто не хотел мириться, а инвесторы ожидали, что именно он покроет эти расходы в рамках гарантий. А он сразу подавал в суд. Из четырнадцати начатых дел он проиграл семь. Пишут также, что его страховка не покрывала всех исков.
– То-то я удивлялась, что он в последнее время без работы. С заказами у него стало явно не все в порядке. И даже когда они появлялись, я все брала на свою фирму.
– А почему вы приехали в Пабьянице и не остались ночевать в твоем доме?
– Марек хотел отдохнуть в спа-салоне. Это был мой подарок на его день рождения. – Я вздохнула. – Вот теперь он гуляет за мой счет.
– Ты поговорила с ним?
– Очень коротко. Потому что в этом бассейне он меня даже не заметил. Он был так занят развязыванием шнурочков бикини у одной особы.
– Все та же?
– Все та же. Патриция.
– Как она здесь оказалась?
– Наверное, приехала. Перед гостиницей стояла служебная машина Марека. А уверял, что давно ее уволил.
– Если бы ты продолжала работать с ним в одном офисе, ты бы держала руку на пульсе событий…
– Да. Он так уговаривал меня открыть свою фирму. Я даже удивилась, почему он хочет, чтобы я назвала ее своим именем.
– Теперь ты знаешь.
– Теперь знаю. И чем больше я узнаю подробностей, тем страшнее мне становится. Впрочем, у меня-то как раз все шло более-менее нормально, было много клиентов, меня стали замечать на рынке…
– И что теперь? – спросил Шимон.
– Кажется, я вернулась к исходному пункту.
– То есть? – Он поднял брови.
– Думаю, я готова переехать сюда, – сказала я, не отрывая взгляда от него.
Шимон молчал.
Я была уверена, что Шимон что-нибудь скажет, ведь он должен быть рад, что я приехала, что мы возобновим наши встречи, совместные прогулки по лесу, разговоры до полуночи на любую тему. Я прервала затянувшееся молчание:
– Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
– Думаю, тебе надо повзрослеть, Зося, – он посмотрел на меня совершенно серьезно. – Пока ты ведешь себя как мятежный подросток, которым, я думаю, ты никогда не была. Ты обижаешься и убегаешь – куда угодно, лишь бы подальше от источника твоих неприятностей. Твои решения продуманы не до конца, и ты принимаешь их просто так. Спонтанно. Сегодня ты хочешь одного, завтра другого. – Шимон все больше нервничал. – Так нельзя! Ты больше не можешь вести себя как взбалмошный ребенок!
– Взбалмошный ребенок? – удивленно повторила я. Мне стало обидно. – Кажется, ты меня с кем-то путаешь.
Луна почувствовала, как в комнате сгустилась атмосфера. Она подошла к Шимону и положила голову ему на колени.
– Зося, реши, наконец, чего ты хочешь, – сказал он, почесывая собаку за ухом. – С одной стороны, ты бросаешься, можно сказать, в омут с головой, за несколько дней проворачиваешь такие дела, с которыми и за месяц не управиться, а когда кто-то поманит тебя пальчиком, ты бросаешь все начатое и бежишь за ним.
– Я не бегала за Мареком.
– Неужели?
Может, я на самом деле слишком быстро поверила ему. Один чудесный ужин, букет роз – и я приняла за чистую монету его заверения, что Патриция – всего лишь незначительный эпизод в его жизни. Как сегодня выяснилось, не такой уж и незначительный. Все это так – но называть меня взбалмошным ребенком? Не слишком ли?
– Я думала, он меня любит, – сказала я.
– А ты его любишь? Или тебе просто надо тепла и любви, и ты полетишь за каждым, кто тебе хоть немного этого тепла даст?
– Ну нет, это явное преувеличение.
– Я просто сказал, что думаю. Зося. Подумай о себе.
– Я не нуждаюсь ни в каких советах. Пойду, пожалуй.
– Надо же, а я было подумал, что ты пришла за советом…
– Нет.
– А зачем тогда нужны друзья? Не для того ли, чтобы давать советы, помогать?
– Друг не сказал бы такого. – Я надела куртку и пошла к себе.
На мгновение мне подумалось, что он побежит за мной, позовет, сделает все, чтобы я вернулась. Не сделал ничего! Может, на самом деле мужчины другие? Они принимают за чистую монету слова «я хочу быть одна». С одной стороны, я была уже сыта всеми его наставлениями, а с другой стороны – чувствовала, что в его словах было больше правды, чем я могла принять и согласиться. Со злостью пиная по пути каждый лежащий на дороге камень и палку, я решила вернуться домой пешком. По дороге я вспомнила, что в гостинице на ресепшен осталась моя сумка. Я еще больше разозлилась, мне все было немило. До дома было несколько километров, но мне нужна была эта прогулка.
* * *
На крыльце моего дома ждал Шимон.
– Пошли, малыш. – Он обнял меня. – Ты заистерила, но за детьми надо присматривать. – Он вытер мои слезы. – Я приготовлю тебе чай, а потом ты спокойно поплачешь.
Так все и было. В тот вечер я сидела, свернувшись калачиком, и плакалась ему в жилетку. Я долго была жесткой. Но пришло время, и река слез должна была пролиться. Должно быть, скопившиеся за долгое время беды прорвали плотину. Шимон ничего не говорил, не утешал меня. Только обнимал и гладил по голове. Просто был. Ведь для
